Андрей Шляхов - Записки школьного врача

Журнал медико-педагогического контроля за уроками физкультуры…

Ну, и длиннющие годовые отчеты, куда же без них?

«Осуществляет надзор за санитарным состоянием всех помещений гимназии, прежде всего пищеблока и за гигиеническим режимом…»

Слишком глобально написано – на деле я всего лишь снимаю пробу с обеда. Завтраками не интересуюсь, потому что ученикам начальных классов на завтрак дают «привозную» выпечку. Некому в гимназии по ночам булочки печь.

А, вот! « Проводит санитарно-просветительскую работу среди учеников, их родителей и сотрудников гимназии…» Можете быть спокойны, дорогой Сергей Юрьевич, напрягают-запрягают вас в рамках ваших должностных обязанностей. « При экстренной необходимости по приказу директора гимназии врач может привлекаться к работе в выходные и праздничные дни…» Как там говорят братья-украинцы? Бачили очи, що купували – тепер иште, хочь повилазьте. Как-то так.

Мои размышления прервала учительница биологии Усыченко, женщина предпенсионного возраста с вечной печатью скорби на простоватом лице. Такое выражение, в моем представлении, могут иметь королевы в изгнании, но никак не школьные учителя. Посмотришь на Усыченко, и жить не хочется, не то чтобы уроки учить.

– Здравствуйте, доктор, можно к вам?

Терпеть не могу дурацких вопросов. Видишь же, что я свободен, так чего спрашивать?

– Здравствуйте, Лариса Анатольевна, можно, конечно.

Подчеркнутое «Лариса Анатольевна» намекало на то, что и у меня есть имя с отчеством. Я ведь тоже могу сказать: «Проходите, учительница, садитесь». Что за странная манера обращаться к человеку по его профессии?

Апофеоз такого обращения – это слово «военный». Не «офицер», что еще как-то логично, а «военный». Несколько дней назад кассир в супермаркете кричала вслед майору: «Военный, вернитесь, вы сок забыли!» Умора!

Усыченко уселась на стул, поерзала, вздохнула, словно говоря: «Ну и неудобная у вас мебель», – и попросила измерить ей давление. Стул действительно был неудобным – объемистый зад Усыченко свисал с обеих сторон.

– Сто сорок на восемьдесят пять, Лариса Анатольевна.

– Прекрасно, просто прекрасно, доктор! У меня уже лет восемь не было таких цифр! Все за двести зашкаливало.

– Рад за вас.

– А знаете, почему?

Вопрос был не риторическим – он требовал ответа.

– Потому что вы правильно лечитесь, – ответил я. Какие тут еще возможны варианты?

– Да, доктор, лечение должно быть правильным! – оживилась Лариса Анатольевна. – Если бы вы знали, сколько я перепила таблеток…

От подобных любительниц пустопорожних разговоров в поликлинике я отделывался мгновенно. «Извините, я очень занят» – и проникновенный взгляд. Срабатывало всегда – то ли говорил я убедительно, то ли взглядом гипнотизировал. Но здесь не поликлиника, а «лучшая частная гимназия Москвы», и потом, надо же налаживать отношения с коллегами по работе.

– Моя печень просто не выдерживала такой нагрузки! Капотен, верапамил, энап, атенолол, арифон, фуросемид…

– Вы принимали все это одновременно? – ужаснулся я.

– Нет… не совсем одновременно, но принимала, и не только это – большую часть таблеток я и не вспомню. И ничего мне не помогало…

Сейчас поделится заветным прабабкиным рецептом – пустырник заваривать или череду. А может, куски селедки к вискам прикладывать, есть ведь и такой рецепт.

Чего только нет! На пятом курсе мы развлекались тем, что придумывали самые невероятные «рецепты» и искали их в Интернете – есть ли такое на самом деле? Находилось все – вплоть до лечения экземы и псориаза повязками с калом. Все придумано для нас.

– А потом мне посоветовали профессора Неунывайко… Вы его, конечно, знаете – это светило международного уровня.

– Галактического, – хмыкнул я.

К профессору Неунывайко я когда-то чуть не устроился на работу. «Работа в крупной медицинской фирме студентам и пенсионерам. Индивидуальный график, высокий заработок» – привлекательное, надо сказать, объявление.

Офис «крупной медицинской фирмы» располагался у черта на куличках, на первом этаже жилого дома. Через дорогу шумел-бурлил рынок. Не самое пафосное место.

Внутри все было знакомым – типичный поликлинический интерьер. Светло-зеленый коридор, банкетки, двери в ряд… Самого профессора я, разумеется, не видел – набор вела какая-то женщина. Она рассказала, что работа заключается в «пропаганде достижений профессора Неунывайко». Проще говоря, мне предстояло сидеть в коридоре, вроде как в очереди в какой-нибудь кабинет, и рассказывать страждущим о том, как я благодаря профессору исцелился от множества заболеваний, включая сахарный диабет. Такса – четыре доллара в час.