Игорь Малышев - Подменыши

Такая вот разительная метаморфоза произошла с ней за эти странные пять дней, проведенные в лесу. Когда ей задавали вопросы, как же все-таки она провела это время, она всегда отвечала, что совсем ничего не помнит. Причем поначалу у всех было чувство, что ребенок что-то утаивает. Услышав вопрос, она замирала, взгляд ее становился прозрачным и у того, кто заглядывал в этот момент в ее глаза, создавалось ощущение, какое бывает, когда плывешь во время заката на лодке и смотришь сквозь чистую воду вниз, туда, где змеисто шевелятся морские водоросли, снуют размытые тени и сгущается темнота. Со временем эта странность исчезла, и она только буднично и коротко отвечала:

— Ну потерялась и потерялась, чего пристали? Живая же, никто не съел.

Похоже было, что она и сама забыла со временем все связанное с этими событиями, и лишь изредка что-то барахталось на задворках сознания, толкалось изнутри о стенки головы, как стайка проныр-мальков.

А собаки с тех пор так и относились к ней с враждебностью и подозрительностью.

В Москву они въехали через Лосиный остров задолго до рассвета. После того, как кончились спасительные деревья пришлось снова пробираться тихими улочками, чтобы избежать встреч с милицией. В крайнем случае, конечно же, можно было бы представиться детьми сверхбогатого папы, которые с утра пораньше решили выгулять любимого коня, но после месяца с лишним пребывания в лесах заросшее лицо Сатира и помятая одежда обоих неизменно вызвали бы подозрение. Поэтому старались избегать широких проспектов, предпочитая проходные дворы и парки.

К площади великого поэта добрались когда уже совсем рассвело. Сатир ссадил Белку немного не доезжая до места и галопом ворвался на площадь. Народу было немного, и все с удивлением разглядывали утреннего всадника. А тот остановил коня около ближайшего дерева, накрепко привязал повод к стволу, на секунду прижался к большой конской голове, прошептал что-то ему в ухо и скрылся. Люди вокруг озадаченно покрутили головами и пошли дальше. Сатир с Серафимой, спрятавшись неподалеку, видели, как через пятнадцать минут проходящий мимо милицейский патруль отвязал Кристалла и увёл с собой. Милиционеры недоумённо оглядывались на свою находку и пожимали плечами.

После этого Сатир и Белка пошли в квартиру, с парапета которой перед самым побегом из города сиганула Серафима. Осторожно приложив ухо к двери, Сатир долго прислушивался к тишине. Ничего примечательного не услышал и принялся внимательно разглядывать побелку вокруг косяка. Тут была масса разных надписей, как обычных, вроде «Приду в 18.00. Шпырь», «Сатир, позвони мне. Алиса», «Эльф, ты безнадежен. Приду, отгрызу уши» (это когда у Сатира не было ключа, а Эльф забыл об этом и поехал по ночным клубам) и тому подобное, а также нечто странное, типа «Жизнь — какашка, данная нам в ощущениях», «Я люблю Гагарина. Небо», «Даже время судьбу не лечит», «Ничто не слишком», рисунок могилки с надгробным камнем, на котором написано «Счастья вам. Митя». Все это было давно знакомо, и взгляд здесь не задерживался. Поиски были продолжены и в итоге оказались не напрасными. В одном месте Сатир обнаружил ряды букв, которые, ни в какие слова не складывались. «Бфыулеиг сжезргылеь. Ук нкинхщ еисттпьц таввоыйя фьоитгоарыочбуостз. Снвеяьзаьф чхеъряеозу гьрюимзвляич».

Буковки были маленькие, совсем неприметные, так что если бы он не искал их специально, то вряд ли заметил. Он торжествующе указал на находку Белке. Она с удивлением осмотрела и, пожав плечами, прошептала:

— Замечательно. Что за урод это написал?

— Не знаю, Эльф, наверное.

— И что здесь накарябано?

— Читай.

— Я прочла, бред какой-то. Это что, древнеэльфийский?

— Нет, новопигмейский.

Он смущенно разглядывал строчки.

— Издевается, что ли?.. — пробормотал.

— Может, в дверь позвонить?

— Не надо, вдруг там милиция.

— У нее, кроме тебя, дел больше нет. Ты стал популярен, как Бонни и Клайд.

— Ну, или новые жильцы, к чему нам светиться? Все-таки конокрадство — уголовно наказуемое деяние.

Он снова углубился в изучение надписи.

— Голову даю на отсечение, тут что-то не то. Явно что-то стряслось, и эти иероглифы могут нам помочь. Спинным мозгом чую, игры кончились.

Он сопел, пытаясь проникнуть в загадку строк.

— Шифр явно простейший, иначе бы смысла не было писать.

— Быстрее, — торопила Серафима. — Скоро люди на работу пойдут. Сам говоришь, что светиться ни к чему.

— Спокойно, — бормотал Сатир, утешая то ли себя, то ли ее.