Игорь Малышев - Рассказы

Я, как человек ответственный, попробовал раз спросить у бабушки в канцелярии, кто же отписывает мне весь этот бумажный хаос. Она куда-то спешила с охапкой исписанных вдоль и поперек документов под мышкой, но услышав в моем голосе то несносное собачье-просительное выражение, какое часто проскальзывает у меня при общении с людьми, остановилась.

— Ну посмотрите, тут же подпись есть! Вот, — она ткнула пальцем в закорючку на уже прочитанном мной письме. — Вот, смотрите, Немоляев его вам направил.

И, видимо, решив, что ее ответ мне все объяснил, убежала, шелестя измятыми бумажками. Я оставил принесенные документы на канцелярском барьере, забрал у помощницы бабушки новую стопку бумаги. Помощница была молодая симпатичная девушка с крашеными пестрыми волосами. Было видно, что существо она довольно решительное и самоуверенное. С такими мне вдвойне сложней общаться.

— Извините, — обратился я. — Вы случайно не знаете… то есть я подумал, что вы можете мне помочь… Словом, вы не скажете, кто такой Немоляев?.. Извините, конечно…

— Кто? — она оторвалась от своей писанины. — Немоляев? Может Кириллов?

— Почему Кириллов? — искренне удивился я. — Немоляева… То есть Немоляев, я хотел бы поговорить… мне нужен…

Я комкал слова и предложения, не в силах справиться с обычным для меня в таких случаях волнением. Волна смущения заливала меня с головой.

— Нет, не знаю, — поспешно заявила она, снова повернувшись к листку бумаги перед собой.

— А может быть…

Хотел я было спросить «кто может знать?», но мужество уже покинуло меня, я направился к двери. Взявшись за ручку, почему-то захотел поблагодарить и сказал срывающимся голосом «спасибо, извините еще раз, что оторвал от…». Конец фразы я проглотил. Она подняла на меня поверх конторки, ей вероятно показалось, что я издеваюсь, чего она никак не могла допустить от такого ничтожества, как я. Я смутился совершенно и принялся толкать дверь не в ту сторону. Что-то похожее на приступ клаустрофобии напало на меня, я толкал дверь, она не поддавалась. Я не мог выйти из этой проклятой комнаты, а сзади, как стая птиц, меня клевали презрительные взгляды помощника секретаря. Я уже готов был ударить по двери ногой, как она подалась на меня, хотя я по инерции все еще продолжал давить в другую сторону. Кто-то надавил посильнее, я опустил руки, сделал шаг назад. Недоумевающая усатая физиономия заглянула внутрь.

— Что это тут у вас твориться? Забыл куда дверь открывать? — обратился он ко мне.

Не дожидаясь расспросов, я вылетел в коридор, успев только услышать, как сзади сквозь зубы процедила помощница:

— Урод какой-то…

Мне ничего не оставалось, как отправиться к себе, внутренне завязывая себя узлами самоуничижения от сознания собственного бессилия в моменты, когда надо общаться с другими людьми. Я не умею жить среди людей, поэтому стараюсь быть от них подальше, если в этом нет надобности. Как они боятся опасностей окружающего безжалостного мира, так и я боюсь мира людей, бегу от него. В этом мы с ними одинаковы. Они избегают тьмы, я света. Они бегут в безопасную тьму, созданную человеком, я к холодному свету жизни, очищенному тьмой.

Остаток дня я провел размышляя, как мог бы выглядеть этот человек и какой пост он занимает на заводе. По зигзагообразной закорючке подписи было трудно судить о его характере, ведь я не графолог. Единственное, на что я обратил внимание, так это на то, что его подпись такая же простая, как и моя. Я еще давно, в школе, сделал одно любопытное наблюдение. Простая и короткая подпись бывает, как правило, у людей застенчивых и неуверенных в себе. Они стесняются завести себе какой-нибудь роскошный вензель, видимо, не считая себя вправе обладать им. Это обстоятельство позволило мне даже проникнуться чем-то вроде симпатии к этому таинственному Немоляеву, хоть он и присылал мне все эти кучи разрозненных и бессвязных бумаг, да плюс к тому обладал нахальной манерой разговора. Хотя, впрочем, за ней могла прятаться робкая стыдливая натура.

Мне пришлось несколько дней подряд принимать реланиум, чтобы еще раз попытаться выяснить что-нибудь о личности обладателя простой подписи. Как назло в течение трех дней мне никто не звонил. Я уже подумывал о том, чтобы бросить это дело, как на четвертый он все же прорезался, чтобы, как обычно узнать, показания манометра.

Сказав ему показания стрелки, я обратился с вопросом:

— Извините за, может быть, бестактный вопрос, но вы не Немоляев случайно будете?