Платон Беседин - Чётки

Апостол Пётр, распределяющий путёвки в рай или ад, прямо передо мной. У него большие ресницы, ярко-красные губы и чуть обвисшая грудь. На нём медицинский халат, и, судя по бейджику, его настоящее имя — Оксана Петровна.

Нас двое. Я в мягком кожаном кресле, она за облезшим столом фальшивого ореха. Её короткие полные пальцы с французским маникюром перелистывают страницы тетради, периодически отвлекаясь на порцию слюны. Наконец, они замирают. Оксана Петровна останавливает взгляд на странице. Я внимательно смотрю на её равнодушное лицо, мёртвое от избытка пудры. Ярко-красные губы приходят в движение, обнажая искусственные зубы цвета сгущённого молока. Говори, Оксана Петровна, не молчи…

Напрягаю ноздри, широко расширяя их, так широко, что становятся видны чёрные волоски и засохшие сопли. Хорошо, что эта девушка в жёлтом платье слишком заплакана и не может лицезреть два кратера моего носа.

Без очереди здесь не обходится. Правда, всё спокойно: никто не спешит и не лезет вперёд — покорно ждёт, изучая плакаты о профилактике сифилиса и ВИЧ. На одном из них девушка, похотливо улыбаясь, спрашивает: «Зайдёшь на кофе?». Внизу приписка — «секс = презерватив». Все рекламируют презервативы, но никто так и не заикнулся о любви.

— Здравствуйте!

Обнажаю вену. Меня стягивают жгутом. Работаю кулаком. Моя кровь, тёмная, как хороший гранатовый сок, переливается в стеклянную колбу. Жгут ослабляют. Колбу надписывают. Ранку зажимают ваткой.

— До свидания!

Мне нужен тот, кто будет любить меня, тот, кого буду любить я, но я всегда одинок. Возможно, из-за своего физического уродства — заячьей губы и молочной, как у альбиноса, кожи, а, возможно, из-за того, что не способен полюбить самого себя. До двадцати лет я ненавидел весь мир и хотел жить вечно, назло всем. Когда мне исполнилось двадцать, я вдруг понял, что несу стопроцентную ответственность за свою жизнь. Эта мысль сделала меня сильным, и захотелось умереть.

Жизнь после смерти. Данная формулировка применяется в контексте бессмертной души и бренного тела, но разве нельзя умереть, продолжая жить? Например, сломав позвоночник и навсегда лишившись возможности двигаться? Или впав в летаргический сон? Живёт ли больной раком последний год своей агонии? Живёт ли тот, чей мозг поедают паразиты?

Наверное, живёт, но совсем другой жизнью — по сути, загробной. Это и есть жизнь после смерти; она же жизнь после диагноза. Однако и в таком случае жить можно. Может, не всегда нужно, но определённо можно.

Например, я так и не умер, не смотря на все заверения врачей. Говорят, что разные болезни не уживаются друг с другом — ложь: списка моих заболеваний хватит на составление медицинского справочника. Впрочем, я уникум: мои Т-лимфоциты видоизменены, из-за чего у меня наблюдается болезнь, которой, по статистике, страдает 1 из 100 000 человек.

Никогда не думай, что твой крест самый тяжкий, оглянись вокруг, и ты поймёшь, что всегда найдутся те, кто почти пал под тяжестью ноши.

Я один из тех, кто несёт в себе ген смерти. Сценарий жизни таких людей есть бессознательное самоубийство. Церковь называет их бесноватыми.

Они губят себя с врождённой осторожностью, которой отравляют жизнь близким. Они играют со смертью, балансируют на грани, но переходят её только в последний момент, пережив тех, кто пытался им помочь.

Я выбрал смерть верную и изощрённую. От СПИДа. Во-первых, даже добровольно заражаясь, ты всё ещё сохраняешь шанс выжить, а, значит, формально это не суицид. Во-вторых, акт посвящения в смертники может быть весьма любопытен.

Я решил сделать то, чего всегда был лишён, но о чём так долго грезил, — переспать с девушкой. Конечно, она обязательно должна быть больна СПИДом.

В Интернете тысяча объявлений от людей с ВИЧ, предлагающих свои сексуальные услуги. Это новый вид секс-экстрима: ты играешь со смертью, между ней и тобой только латекс.

Я лишился девственности в двадцать восемь лет с проституткой, больной СПИДом. Последнее было записано в её медкарте. Мы занялись сексом без презерватива; три половых акта, чтобы я наверняка смог умереть…

Оксана Петровна переводит взгляд на меня. Её глаза сужаются, образуя две узкие щёлочки, зажатые чёрной бахромой ресниц.

— Ваш анализ отрицателен. Поздравляю.

Не верю ей. Не хочу верить. Не ври мне, тварь.

— Простите?

— Всё в порядке. У вас нет ВИЧ.

За что мне это? Оксана Петровна, не издевайся, сука, не надо.

— Не может быть! У меня определённо должен быть ВИЧ!