Герман Садулаев - Я - чеченец

Я учился в университете, посещал лекции, сдавал зачеты и экзамены. А после лекций я шел в библиотеку на Менделеевской линии и читал дореволюционное издание «Жизнеописания Будды» в переводе Константина Бальмонта.

Я прочел переводы Упанишад. Помню, хорошо помню этот вечер: я ехал в трамвае, трамвай переезжал Дворцовый мост. Я прочел о том, что мы искры, далеко отлетевшие от огня. Поэтому нам так темно и холодно. И все вокруг — чужое. Да, это так, я понял, что это так. Мне было темно и холодно, всегда.

Мы должны вернуться. В огонь. В синее небо, пылающее люминесцентным огнем, навечно.

В тот год я бросил учебу, оставил подругу, на которой хотел жениться, обрил голову и принял суровые обеты. Еще через год я улетел в Индию, самолетом Аэрофлота, рейсом Москва — Нью-Дели.

Все это отдельная длинная история. Но рассказ не обо мне. Я только хотел сказать, что мы старались попасть на небо, и каждый видел дорогу по-своему.

Марат жил в Гудермесе. Я не знаю, что стало с его учебой в Грозном — может, в независимой Ичкерии позакрывали все институты, может, в них уже не было смысла учиться. Так что Марат не доучился на нефтяника, как и я тогда не доучился на юриста. Зато Марат стал учиться другому.

В Гудермесе появились проповедники. Они обучали, как стать настоящими мусульманами. Этот, новый ислам, отличался от той свободной веры, к которой привыкли чеченцы за сотни лет. Раньше чеченцы исповедовали суфизм: религиозная жизнь строилась вокруг общин верующих, которые возглавляли шейхи, святые. Не было жестких правил и иерархии. Повседневная жизнь регулировалась адатом — местными обычаями. Такой порядок принимался традиционным исламом.

Новые проповедники не признавали дополнений к Корану, не чтили адата. Вместо привычной свободы — суровые и жесткие правила поведения, самоограничение, регулярные молитвы, подчинение и дисциплина.

Марат стал строгим мусульманином. Он не брил бороды, регулярно совершал намаз, не смотрел телевизор, не читал книг и газет, не пил, не курил и даже не глядел на девушек.

Все это очень беспокоило тетю Люсю.

Она громко ругалась, срывая голос, обзывая приезжих проповедников разными нехорошими словами, запрещала Марату посещать собрания секты.

Марат молча улыбался и смотрел на мать своими прозрачными голубыми глазами. Потом прижимал ее к своей груди и говорил: «Мама, я тебя очень люблю. Но такова дорога в рай. И другого пути нет. Я хочу вернуться к Аллаху. А ты не плачь. Аллах обещает, что каждый его верный слуга сможет забрать в рай всех своих родных. Я возьму тебя с собой на небо, мама».

Верный слуга Аллаха должен принять участие в джихаде, священной войне. После прохождения азов вероучения в теории неофитов стали готовить к практической религиозной деятельности. Марата обучали по программе подрывника-диверсанта.

Когда федеральные войска подходили к Гудермесу, тетя Люся заперла Марата в летней кухне. Постелила сыну на раскладушке, заперла снаружи и легла спать. Утром Марата уже не было. Он сбежал из-под домашнего ареста через узенькую форточку. Не зря ведь его учили на диверсанта.

Эта форточка должна была стать его воротами в рай.

А вез его в рай старый раздолбанный грузовик. Его, и еще многих таких же, как он, подрывную группу, получившую задание заминировать дорогу на подступах к Гудермесу.

Они не знали, что боевики уже договорились с федералами о сдаче города без боя. И что их принесли в жертву.

В грузовике лежали взрывчатка и мины, но не было ни одного автомата.

На утренней дороге их ждали. Грузовик пропустили и замкнули кольцо.

В их смерти было мало красоты и героизма, некрасиво и совсем не по-геройски умирать вот так: вываливаться из грузовика, бежать в разные стороны по обочине и падать лицом вниз после одиночных выстрелов не вынимающих сигарет из зубов омоновцев.

Трупы погрузили в тот же грузовик, привезли в Гудермес и вывалили на центральной площади. Тетя Люся забрала Марата и похоронила его.

Да, Аллауди погиб под бомбежкой. Тимур умер от разрыва сердца. От всей семьи остались только Марета и тетя Люся. Они и похоронили Марата.

Но девять дней спустя тетя Люся еще один раз, в последний раз, видела Марата живым.

Она проснулась среди ночи, без всякой причины, не сходить по нужде и не от громкого звука. Просто открыла глаза. И поняла, что ее разбудило. Взгляд, тот самый взгляд прозрачных голубых глаз. Марат сидел на стуле рядом с кроватью матери и смотрел на нее.