Габриэль Маркес: Море, где исчезали времена

— А ты, — крикнул ей сеньор Эрберт, — у тебя что за проблема?

Женщина перестала обмахиваться.

— Я вашего праздника не касаюсь, мистер, — крикнула она через всю комнату. — Нет у меня никаких проблем, я — проститутка, так уж у меня устроено нутро.

Сеньор Эрберт пожал плечами. Он пил холоднее пиво, стоя рядом с баулами, в ожидании новых проблем. И потел. Немного позже женщина отделилась от сидевшей за столиком компании и тихо заговорила с ним. У нее была проблема в пятьсот песо.

— А ты за сколько идешь? — спросил ее сеньор Эрберт.

— За пять.

— Скажи пожалуйста, — сказал сеньор Эрберт. — Сотня мужчин.

— Это ничего, — сказала она. — Если я достану денег, это будет последняя сотня мужчин в моей жизни.

Он окинул ее взглядом. Она была очень юной, хрупкого сложения, но в глазах была твердая решимость.

— Ладно, — сказал сеньор Эрберт.

— Иди в комнату, а я буду тебе их присылать, каждого с пятью песо.

Он вышел на улицу и затряс колокольчиком. В семь часов утра Тобиас увидел, что лавка Катарино открыта. Все было тихо. Полусонный, отекший от пива сеньор Эрберт следил за поступлением мужчин в комнату девушки. Тобиас тоже пошел. Девушка узнала его и удивилась, увидев в комнате.

— Ты тоже?

— Мне сказали, чтобы я вошел, — сказал Тобиас, — Дали пять песо и сказали — не задерживайся.

Она сняла с постели мокрую от пота простыню и подала Тобиасу другой конец. Простыня была тяжела, как брезент. Они отжали ее, выкручивая за концы, пока она не обрела свой нормальный вес. Перевернули матрас, и с него тоже закапал пот. Тобиас проделал все, на что был способен. Перед тем как уйти, он добавил пять песо к растущей горке бумажек рядом с постелью.

— Присылай всех, кого увидишь, — наказал ему сеньор Эрберт, — не знаю, справимся ли мы с этим до полудня.

Девушка приоткрыла дверь и попросила холодного пива. Несколько мужчин ждали своей очереди.

— Сколько еще? — спросила она.

— Шестьдесят три, — ответил сеньор Эрберт.

Старый Хакоб весь день ходил за ним со своей игральной доской. К вечеру его очередь подошла, он изложил свою проблему, и сеньор Эрберт принял его предложение. Они поставили два стула и столик прямо на большой стол, посреди заполненной народом улицы, и старый Хакоб начал партию. Это был последний ход, который он сделал обдуманно. Он проиграл.

— Сорок песо, — сказал сеньор Эрберт, — и я даю вам фору в две шашки.

Он снова выиграл. Его руки едва касались шашек. Он играл сосредоточенно, предугадывая ходы противника, и все время выигрывал. Собравшиеся устали следить за их игрой. Когда старый Хакоб решил сдаться, он был должен пять тысяч семьсот сорок два песо и двадцать три сентаво. Он не пал духом. Записал цифру на бумажке и спрятал ее в кармам. Потом сложил доску, положил шашки в коробку и завернул все в газету.

— Делайте со мной, что хотите, — сказал он, — но это оставьте мне. Обещаю вам играть весь остаток моей жизни, чтобы собрать эту сумму.

Сеньор Эрберт посмотрев на часы.

— От души сочувствую, — сказал он. — Срок истекает через двадцать минут.

Он подождал и убедился, что противник выхода из положения не нашел.

— Больше у вас ничего нет?

— Честь.

— Я имею в виду, — объяснил сеньор Эрберт, — что-нибудь такое, что меняет цвет, если пройтись по нему кистью, намазанной краской.

— Дом, — сказал старый Хакоб так, будто отгадал загадку, — Он ничего не стоит, но это все-таки дом.

Вот так и получилось, что сеньор Эрберт получил дом старого Хакоба. К нему перешли также дома и имущество всех тех, кто не смог выполнить условия, но зато он устроил целую неделю веселья с музыкантами, фейерверками, циркачами-канатоходцами и сам руководил праздником. Это была памятная неделя. Сеньор Эрберт говорил о чудесной судьбе поселка, нарисовал даже город будущего с огромными стеклянными зданиями, на плоских крышах которых будут танцевальные площадки. Он показал его собравшимся. Они удивлялись, пытаясь найти себя в ярко раскрашенных сеньором Эрбертом прохожих, но те были так хорошо одеты, что узнать их было невозможно. От всего этого у них начинало болеть сердце, Они смеялись над тем, над чем прежде плакали в октябрьские дни, и жили отуманенные надеждой, до тех пор пока сеньор Эрберт не позвонил в колокольчик и не объявил, что праздник окончен. Только тогда он решил отдохнуть.

— Вы умрете от такой жизни, какую ведете, — сказал старый Хакоб.

— У меня столько денег, — сказал сеньор Эрберт, — что нет никакого смысла умирать.