Екатерина Шпиллер - Loveушка для мужчин и женщин

Несмотря на истерики его родителей, мы поженились. Я, конечно, помню кислые физиономии некоторых его родственников и друзей на свадьбе. Между прочим, многие из этих друзей сразу отвернулись от Мити. Считали, что он ненормальный. Обзывали «народовольцем». В смысле, что я — простой народ, а они, видимо, дворяне… Те, кто остались в друзьях, долгие годы смотрели на меня, как на какое-то экзотическое существо, хотя и любопытное. Цирк!

Зоя грустно засмеялась. Потом затушила выкуренную сигарету, тут же вставила в мундштук новую, щелкнула зажигалкой в форме львицы, затянулась и продолжила:

— Конечно, они ко мне постепенно привыкли, но до конца все равно не принимали… Однажды, когда гости думали, что я на кухне, а на самом деле я уже шла с бутербродами в комнату, кто-то произнес слово «мезальянс». Говорили обо мне и Мите… На следующий день я полезла в словарь. У них в доме этих словарей было — миллион! Все толстые, на отдельной полочке. В общем, в переводе с французского это означает непристойный союз, по-нашему — неравный брак. С тех пор и стучит у меня в голове, как часы: мезальянс, мезальянс… Я ведь знаю: когда прошла юношеская страсть, Митя разрывался на две половины: одна из них любила меня, другая страдала. Хотелось гордиться женой, чтоб и умная была, и образованная, и красивая. Чтобы все восхищались и завидовали. Думаете, мне было легко? Я ведь все видела и понимала. Но что я могла? Читать книги без передышки? Не могу. Ходить в музеи? Ходила — скучно. Знаете, как я боялась, что Митя меня бросит? Найдет другую, себе под стать? За годы страха я почти вся поседела. Теперь я крашеная брюнетка. Так-то вот…

Мы уже остались в редакции одни, все ушли. С Нового Арбата доносился непрерывный гул машин, иногда перекрикиваемый сиренами спецтранспорта.

— Когда грянула перестройка, началась сумасшедшая торговая жизнь. И оказалось, я многое умею! Я стала одним из первых турецко-китайских челноков. А теперь у меня три небольших магазинчика ширпотреба, есть «Вольво» и «Опель», новая квартира с евроремонтом. Собак держу — двух шарпеев. Кстати, сын и дочка у нас — у-умненькие, отличники! В папу. Я их отдала в дорогую гимназию, где все предметы преподают, как минимум, кандидаты наук.

Это стоит кучу денег. Но мы такое можем себе позволить. Хотя мой Митя… Он просто кандидат наук. Ну, вы знаете, как сейчас платят кандидатам.

Он мучается, ему стыдно. Но ведь он ничего не умеет делать, только думать. Чтобы он поменьше думал о своей, как он это называет, невостребованности, я дважды в год отправляю его то в круиз по Европе, то загорать на Карибы. Он, наконец, увидел свои любимые музеи: Лувр, Прадо… А позапрошлой весной я подарила ему Интернет, из которого он не вылезает часами. Между прочим, — Зоя гордо вздернула подбородок, — он читает книги в оригинале, на трех языках, из всех библиотек мира, — и она с презрением оглядела меня, недостойную и мизинца ее Мити.

— Так в чем весь юмор-то, — продолжила Зоя, — сейчас ему завидуют его яйцеголовые друзья! Теперь им нравится со мной разговаривать. Они мне говорят: с вами, Зоя Васильевна, очень интересно, вы объездили весь мир — от Стамбула до Нью-Йорка, прекрасно ориентируетесь в проблемах макроэкономики и интересуетесь политикой. Еще бы! Меня кровно волнует, какой гад рискнет отменить частную собственность! А мой Митя… Он мне недавно сказал: «Я — дурак, потому что когда-то мне было неловко за якобы неравный брак. Я, — говорит, — был снобом-идиотом, но теперь тобою горжусь. Ты у меня стильная, современная, по-житейски мудрая». Так-то вот.

Она замолчала. Тут я заметила, что Зоя сидит не элегантно скрестив ноги, а поджав их под стул, ссутулившись, сцепив пальцы рук, и грустно смотрит на меня. Что бы это значило? Вдруг она коснулась прохладными пальцами моей руки и испуганно прошептала:

— Я вам все это рассказала, чтобы просто спросить: как вы думаете, он меня не бросит? Что значит — «по-житейски мудрая»? Это ведь не просто умная, а что-то другое?

Я стала ему интересна как человек или он просто благодарен мне за все то, что я для него делаю? Как вы думаете? Ведь этот «мезальянс» никуда не делся…

Я достала свою сигарету и спросила Зою:

— Хотите, я тоже расскажу вам историю про мезальянс? Про моих друзей?

Она кивнула.

— Их зовут Юля и Олег. Юля выросла в интеллигентной семье: книги, театры, выставки, классическая музыка. После школы поступила в МГУ. И однажды в студенческой компании вдруг влюбилась в «чужака», студента какого-то заштатного технического вуза из простой семьи. Его папа — мастер цеха на заводе, а мама — портниха в ателье. Попав в их дом, Юля ужаснулась: здесь понятия не имели, кто такой Малевич, что такое «самиздат», о чем поет Галич. И вообще, Галич — это имя или отчество? («Ну, Галича я уже знаю», — тихонько прокомментировала Зоя.)