Дорис Дёрри - Синее платье

Съезжаем с автобана, и сразу же табличка: «Лабиринт на кукурузном поле – умопомрачительное развлечение для маленьких и взрослых».

Томас снова засвистел.

Я пыталась разделить его радость. Кажется, подобные приключения нравились ему значительно больше, нежели мои предложения остаться дома и поваляться в шезлонгах на балконе. Он нервно ерзал, нетерпеливо и громко листал свои медицинские журналы и не знал, куда себя деть. А я? Я стала искренне радоваться каждому новому распускающемуся цветку герани и петунии, мне стало нравиться поливать рассаду помидоров, наблюдать, как ползут по каменной стене цветочки, вдыхать резкий аромат свежих листьев. Я люблю положить в рот кусочек арбуза, устроиться поудобнее в шезлонге и красить ногти на ногах, улыбаясь солнышку на небе. И никуда с моего балкона уходить не хочу!

Миг за мигом, вздох за вздохом я заново отвоевываю ускользающую жизнь. Томас этого не понимает. Флориан понимает.

Мы тут недавно вместе вывели одного голубенка. Рука у меня больше не поднялась разрушать голубиное гнездо и отпугивать отчаявшихся голубей. Не смогли мы выбросить очередное яйцо в помойку.

– Слушай, – предложил однажды Флориан, – давай заведем домашнее животное.

Мы стали подкармливать голубей-родителей пшеном, так что скоро они уже не трепыхались в тревоге, когда мы подходили близко к гнезду. Мы построили им домик из полиэтиленовой пленки, когда в мае однажды пошел снег, и сделали их жизнь на моем балконе красивой и душевной. Мы стерегли их одинокое яйцо, когда оба родителя вдруг ни с того ни с сего одновременно отлучались из гнезда. Мы даже грелками гнездо обкладывали.

Мы начали радоваться по утрам голубиному воркованию и даже сами стали по-дурацки ворковать навстречу Паломе и Паулю, как мы их назвали. Наконец, мы дрожали от волнения, когда однажды утром из яйца на свет проклюнулся их тощенький синюшный отпрыск, похожий на того самого гадкого утенка. Мы окрестили его Пабло, отметили на балконе его рождение мохитосом, а потом, напившись в дым, плясали сальсу.

Я, конечно, не стала рассказывать Томасу о том, как провожу время со своим голубым соседом и голубиным семейством.

Птенец между тем научился летать, а потом Палома, Пауль и Пабло упорхнули, но с ними началась моя вторая весна без Фрица. Память снова не дает мне забыть своего одиночества, однако оно уже не как черное пятно. Медленно, но верно я обретаю цвет. Как маленькие бусинки, собираю и нанизываю на нитку счастливые моменты, которые еще пока помню.

Кукурузные початки указывают путь к лабиринту. Унылый бетонный двор раскалился на солнце. Хромоногая собака обессиленно ковыляет в тень. Парковка полна до краев. У входа в лабиринт сидит толстая девушка в топе из люрекса. Не успеваю я вылезти из машины, как Томас бросается к этой барышне и мгновенно выхватывает у нее из руки два билета.

Я слышу ее ленивый голос: «Если через два часа вы найдете выход, выиграете выходные в шикарном отеле на озере Кохельзее для двоих».

Ну, теперь Томасу есть к чему стремиться. В Эрбенбахе мы таким же вот образом выиграли настольный пылесос, в Холледау – набор из пяти ножей. В Бургене я растянула ногу, и поездка на Майорку досталась не нам. Не хватило пяти минут, хотя Томас последние несколько метров тащил меня на себе.

Жирные навозные мухи жужжали вокруг моей головы, как маленькие вертолеты, слепни уже облизывались, глядя на меня, осы мной сильно не заинтересовались, зато комары ликовали. Ох, и любят же насекомые кукурузные поля, сил нет! Я натираю «аутаном» каждый сантиметр моей кожи, не закрытый одеждой. В конце концов все равно любое зелье перестанет помогать, уж я-то знаю. Стиснув зубы, я вынуждена подставить хищным кровососам свои руки и ноги, потому что на мне, черт возьми, опять это синее платье – я ведь так нравлюсь в нем Томасу, он рассматривает меня всякий раз, как картинку: «До чего же тебе идет этот цвет!»

– Ты идешь?

В отдалении кричат дети, кричат все время одно и то же:

– Здесь мы уже были!

– Куда дальше?

– Пошли сюда!

– Нет, вот сюда, сюда дальше!

Треугольные белые флажки пляшут над полем, будто парусники на море. И зачем только всем всучивают эти дурацкие флажки? Наверное, чтобы можно было ими помахать и позвать на помощь, когда вечером уже никого в лабиринте не останется. И тогда придет крестьянин, хозяин поля, с карманами, набитыми до отказа выручкой, и, конечно, спасет заблудившегося гостя.

– Ну, иди уже наконец, – торопит Томас, – брось ты это все – комаров еще нет!