Борис Гайдук - Третья Мировая Игра

— Чем же их прогресс закончился?

Этого я точно не знаю. И знать не хочу. Тебе тоже узнавать не надо. Одно только помни: всей человеческой истории — двести пятьдесят лет. Все, что было до того, — хаос и мрак. Ты что думаешь, я сам всем этим не интересовался? Еще как по молодости интересовался! Книжки кое-какие прочел, с людишками из тех, прежних, говорил. Но теперь твердо знаю, что от прошлого нам только вред. Забыть его, из всех своих мозговых извилин вытравить. Только так. Но имей в виду — я тебе этого не говорил, а ты не слышал. Понял? Целее будешь.

— Понял, солнышко. Не выдам, будь спокоен.

— Ладно, ступай…

Иду к себе, а голова лопнуть готова от гудящих в ней мыслей. Что значит людоедство? Ни в чем таком отец мой не виновен, даже подозрения в этом не может быть никакого. Эх, перечесть бы еще раз его письмо, то, что я в выгребную яму со страху кинул. Многое по-новому бы мне открылось. Но ладно, скоро уже и сам с отцом встречусь. При первой же возможности в отпуск попрошусь. Дмитрий Всеволодович не вечно же будет по-походному дела вести, скоро обзаведется подобающим тренерским штатом, возьмет еще пару-тройку ассистентов, а мне отдых позволит. А может, наоборот, старшим делопроизводителем меня назначит? Да нет, рылом я не вышел. Двадцатилетнему деревенскому парню и без того немалая честь при князе служить. Но каков Ярыжкин! Вот, значит, какое у него особое поручение! А ведь и сам частенько со мной на всякие смутные темы заговаривал. Выпытать хотел, не иначе. Про родителя моего много выспрашивал. Не ляпнул ли я чего лишнего? Вроде бы нет. А потом, я же и сам ничего толком не знаю, так что и проговариваться мне не о чем. Ясно одно — надо с отцом капитально поговорить, еще раз все обдумать, а потом уже решать — идти мне в его секретную затею или жить, как все люди живут. А пока об игре надо думать.

Этой же ночью кошмар приснился. Огромный человек с железной головой, внутри головы огонь горит, из глазниц пламя с искрами пышет. Вокруг железноголового люди ниц лежат, взглянуть на него не смеют. А он страшным громовым голосом ревет: «Вы все должны мне служить! Вы все должны мне служить!..»

Проснулся в холодном поту. Губу во сне до крови прикусил.

Может, и прав Дмитрий Всеволодович, и лучше нам все свое прошлое забросить и сегодняшней жизнью жить. Тоже ведь ученый человек, к тому же еще и князь. В их семье наверняка и запрещенные книги водятся, князьям никто не указ. Опять же в Петербурге жил, с важными людьми общался. Не меньше папашиного знает…

В игре, судя по всему, дело идет к схватке. Немцы на нашем фланге подкрепление получили и остановились в районе города Либенлау. По данным нашей разведки, готовятся наши противники к генеральному сражению. Сзади на нас группа Хесслера наседает, вот-вот догонит. Мяч они, конечно, не отнимут, но сильно потрепать и отвлечь могут. Мы же продвигаемся вперед и тоже к бою готовимся. Каждый день тренировки проводятся. Игроки у нас хоть и решительные, и ореолом победы овеянные, но, по сути дела, малообученные. А в следующую схватку надо не нахрапом идти, а умело, со знанием тактики. От маршей и тренировок ребята уже заскучали, им тоже с немцем столкнуться охота. Прежнего страха перед противником нет совершенно.

Только Дмитрий Всеволодович с каждым днем все мрачнее делается. В разговоре стал краток, несколько раз за мелочные проступки сильно меня отчитал. От былого расположения ко мне мало что осталось. Так, глядишь, и с Университетом обманет. Ну и пусть, я и сам все экзамены сдам. Память у меня хорошая, все, что увидел или прочитал, навсегда запоминаю. Но от князевой строгости все равно неуютно, как будто виноват перед ним. Неужели за тот наш разговор милости меня лишил? Вряд ли: он и с другими тоже суров стал. Медведя однажды принародно обидел. Ярыжкина изругал, я из-за двери слышал, как он кричал: «Мне указывать не надо! Я князь и тренер главного отряда! Забыл, что ли, песий сын? Я сам себе указ!» Вот как! Что бы это значило? Неужели Ярыжкин такую тайную власть имеет, что над самим Дмитрием Всеволодовичем верх взять пытается? Вряд ли. Или немца князь опасается? Не может быть, отвагой и решительными действиями князь повсюду известен. Конечно, одно дело отрядом отборных нападающих командовать и совсем другое крупное соединение из нескольких отрядов с мячом вести, и притом на решающем направлении. Совсем другая ответственность.

Несколько раз приезжали к князю Баратынов и Шугаев, тренеры центральных отрядов. Один раз с ними еще несколько человек было, тоже, судя по всему, важных чинов. Мне даже показалось, что Владимир Стебельков, председатель Российского игрового союза, с ними был, но, может быть, я и обознался. Об этих приездах князь мне велел записей в журнал не делать. Сказал, что визиты частные и к игре никакого отношения не имеют. И действительно, обставлено все было скромно, едва ли не втайне. После этих частных визитов князь в особенно дурном настроении бывал, запирался на несколько часов в одиночестве или, наоборот, садился на коня и уезжал прочь. В последний раз при расставании с гостями бросил: «Я еще ничего не решил. Не надо раньше времени из меня Бонафорццо делать!»