Екатерина Шпиллер - Рома, прости! Жестокая история первой любви

Эти два идиота ушли вместе, по-идиотски улыбаясь и не сводя друг с друга глаз. Спасибо, хоть за ручки не взялись при ней! Ее тошнило от их вида! И чего Максу вздумалось именно сегодня припереться? Тоже мне, брат заботливый. Ах, какие страсти с первого взгляда! Любовь…

Любовь? Любовь испортила жизнь ей, Юльке, чего уж перед собой лукавить — да, испортила! Сделала ее пустой и нищей. Можно до бесконечности перечислять все минусы и провалы в жизни, которые явились следствием именно ее, любви. А сейчас — ее отсутствия. Такой вот парадокс. Отдавшись ей без остатка и лишившись ее становишься живым мертвецом, которому ничего уже не надо. Даже дочка (кстати, скоро за ней идти в садик) не особенно волнует: сыта, здорова и слава Богу! Оказывается, отсутствие Любви приводит к уменьшению одноименного чувства к близким — родителям и детям — вот какая выводится формула.

Отсюда вывод: лучше ее и не знать, не испытывать, бежать от первых, ее признаков, очертя голову, жить умом и расчетом, без страстей, испытывать нормальные чувства к детям и старикам, животным и всему человечеству в целом.

Юлька восстала из пледа. На ее лице была написана решимость. Зашнуровывая кроссовки, дабы идти за дочкой, она почти успокоилась: все эти свои мысли она выскажет Максу, все ему разобъяснит, он всегда ей верил… А Ритке просто нужен самец — и это она ему тоже скажет, мол, конечно, муж наскучил, а тут такой молодой красавец… Не отдам я тебе брата, Ритка, фиг тебе, журналюга неудачливая!

Звонок в дверь был какой-то робкий, неуверенный. Кто бы это мог быть? Вера Георгиевна тяжело, вперевалку пошла открывать. Как болят ноги, спина! Эта бесконечная возня с мамой, почти неподвижной, тяжелой, брюзгливой… На пороге — Роман.

— Ты?

— Здравствуй, мама!

— Как ты давно… Заходи, заходи! — Вера Георгиевна засуетилась, разволновалась: «Рома, Ромасик пришел. Может, это добрый знак?» Знак — чего? Какая ерунда!

— Как там Ася, ваша дочь? — торопливо заговорила Вера, усадив сына в кухне за стол и захлопотав у плиты.

— Наша дочь… она еще и твоя внучка, — грустно сказал Рома.

— Да-да, конечно, прости! Как она?

— Все в порядке, ходит в сад, по выходным ездит к бабе Люсе.

Вера вздрогнула. «Лю-у-ся! Лю-у-усенька!» Интересно, был бы Костя рад, что у них общая внучка? Этот вопрос преследовал Веру с того момента, как Аська родилась. И именно поэтому у нее не возникало желания видеть эту девочку. Абсолютно никакого! «Бабушкинский инстинкт на нуле», — шутила она сама с собой.

— А как бабушка? — спросил Рома.

— А, — Вера махнула рукой. — Все так же, ни в ту, ни в другую сторону.

— «В ту» — я понимаю, а что есть «в другую»?

— Не лицемерь, Рома, ты все прекрасно понимаешь! — И она тяжело вздохнула. Роман внимательно поглядел на мать и ужаснулся: старуха! Такая же, как бабушка, только ходячая. Волосы все седые, редкие, всклокоченные, глаза потухшие, под набрякшими веками. И согнулась мать как-то вся, будто горб у нее растет. Жалость захлестнула Ромку.

Но, пока он разглядывал мать, та тоже исподволь разглядывала сына и ужасалась не меньше: был же интересный парень, а что от него осталось? Худющий, бледнющий, неухоженный какой-то, на плечах килограмм перхоти. Последний раз он заходил месяцев пять назад, денег принес на лекарство… Он был в куртке, шапке, как-то не так было заметно, какой он щуплый и заброшенный. Ему тридцать два, а выглядит на сорок. И не мужик, а какой-то веник, или как там сейчас говорят — «совок». Костя и то был мужчина помасштабнее, попрезентабельнее.

И мать с сыном бросились вдруг к другу в порыве взаимной жалости, всхлипнули, обнялись. «Переехали нас, как трамваи, все эти «Люси-Люсеньки», — думала Вера, впрочем, без ненависти, вполне остыв от всех былых страстей.

— Я уже старенькая, малыш.

— Зови меня только Максом. Я тебе дам — малыш. И в каком это месте ты старенькая?

— А вот в этом, — Рита подергала себя за волнистую прядь волос, выбившуюся из стянутого пестрой резинкой «хвоста». Видишь, сколько седых?

— Ну-ка, ну-ка… — Макс погладил прядку, потом поднес ее к губам и нежно поцеловал. — Они не седенькие, они — серебряные. Дурочка, это волшебные волосы, чем их больше, тем человек счастливее, красивее и умнее.

— Да-а? Ну, в таком случае, я пока что все-таки несчастная, уродина и дура.

— Мадам, на вас не угодишь!

— Не дерзи старшим!

— А ты прекрати закомплексовывать меня своим возрастом! Я и так знаю, что убог и сир.

— Дурачок! Это я — старая идиотка!