Галина Щербакова - Спартанки

Элизабет стояла перед плотно закрытой Мариной дверью. Ее задела именно плотность. Но все-таки она услышала уже за дверью какой-то шорох и слова Марины: «Вот черт!». Она открыла дверь. У Марины раскрылась сумка и из нее посыпалась всякая мелочь, и теперь Марина ее собирала.

- О! - сказала Элизабет. - Конфуз с замком. Это всегда на голову. - И она тоже пригнулась, собирая какие-то бумажки.

- Надо все выкинуть, а руки не доходят, - бормотала Марина, зло, комком пихая в сумку подобранное.

- Кажется, все, - сказала она. - Извините меня ради Бога.

- Господи, за что? Не хотите помыть руки?

- Да нет! Спасибо! Домой еду.

- Вот еще, - сказала Элизабет, нагибаясь и вытаскивая из-под половичка торчащий календарик.

- Выбросьте его, - ответила Марина. - Это старый, а сумку я держу уже за замок. Такой зараза! Можете добавить: чтоб в следующий раз я к вам пришла с новой головой, в новой юбке и с новой сумкой.

Элизабет смотрит на календарик у порога собственной квартиры. Этот номер сломал ей хребет так, что никакому корсету было не справиться. Но тогда на счастье - скажешь же такое! - разошлась с мужем дочь. Ее беда оказалась больше собственной. На слезах дочери сросся хребет.

Откуда у этой его телефон? На том самом годе. Если бы еще можно было определить месяц. Тот был февралем.

В ее квартире по-домашнему поселились какие-то его вещи. Думалось о серьезном и окончательном.

Раз - и канул. Но разве можно себе представить, чтобы он клюнул на эту бабу с зашитым руками швом на стародавней юбке? Дурь! Дурь! Дурь!

Все началось с ее пятидесятилетия. Она так тщательно хотела его скрыть, но куда денешься от тех, кто знал тебя с младых ногтей? В общем все получилось хорошо. Она скопила деньжат на платье с французских лекал, взбила волосы, чтоб положить на них пусть скромненькую, из чешских стразов, диадемку в компании с настоящим бриллиантом на пальце и ниточкой бабушкиного с желтизной жемчуга. Она выглядела даже на тридцать восемь.

В том же ресторане на совсем другом банкете был и Аркадий. Пригласил на танго. Оно у нее получалось лучше всего. На вальс не пошла бы из-за непрочности укрепления диадемы. Но эта дура (она тогда ее благословила - дура!) все-таки свалилась, когда он в повороте слегка пригнул ее к колену, чтобы потом прижать теснее. Диадема не выдержала наклона. Свалилась. И то слава Богу, что не затоптали. Она этого не заметила, но какой-то военный, плотоядно глядя в разрез платья, протянул ей ее.

«Ах, ах!» - «Это я был в танце неловок». - «Что вы, что вы…» - Он поцеловал ей руку и провел на место.

- Ну, мать, ты даешь! - с откровенной завистью сказала дочь.

- Как мне вас найти? - спросил танцор, чуть приостановив ее на выходе.

Она дала ему визитку. Классную, между прочим. Уже с этим именем - Элизабет, психотерапевт. Ждала звонка до нервности нетерпеливо. Его не было. Когда раздался, то, в общем, уже и не надо было. Жизнь текла уж очень быстро. И почему-то зло. В душе, как на хорошем хворосте, воспылала тогда былая ненависть ко второму мужу. Такая сволочь! Мыкались, мыкались на одну ее зарплату, а тут фарт! Старый приятель оказался крупным дельцом. Слово за слово, ну, как не порадеть родному человечку? Через три месяца шикарный костюм и прикрепленная машина, через полгода - уже своя, зарубежные командировки, далее везде… И эта фраза: «Нефть требует хороших переговоров!»

Девочка- секретарша осьмнадцати лет. «Понятия не имею, как с ней разговаривать. Я и слов-то таких не знаю». -«По-отечески, дорогой, по-отечески. А может, даже по-дедушкински. Внуку-то уже десять». Зря она это сказала. Машка не была его дочерью ни в биологическом, ни в каком другом смысле. Она дружила с родным отцом, часто у него бывала. Тот обожал внука Ваську, Васька обожал деда. У бабушки они бывали в гостях, но бабушкиного мужа называли официально Вадимом Петровичем.

Потом, примерно через год, эта фраза в ночи:

- Прости, но это выше меня.

- Да что ты говоришь? Это ниже тебя, посмотри внимательней.

Так по- честному, открыто у него начался крутой роман с секретаршей. Через месяц будет «свой ребенок» («свой» -это было подчеркнуто). Теперь он крупное чмо в Думе. Через раз показывают по телику.

Когда случилась эта бензозаправка на месте поликлиники, она позвонила ему.

- Вы, нефтяные задницы, хоть иногда думаете тем, что повыше? Или у вас у всех выше то, ниже?

Он положил трубку. И это ускорило строительство бензозаправки. И все. И с концами.

Через второй брак первый смотрелся идиллически. Даже неловкий секс казался ей теперь трогательным и нежным. А уж как они склонялись над колыбелью Машки, как замирали от каждого ее пузыря, как умилялись младенческим глупостям. Образцовая советская молодая семья, учитель и врач. Их даже вместе выбрали на какую-то важную конференцию - ну да, шестидесятилетие революции.