Эрик Сигал - Исцеляющая любовь

— Господь? Вы говорите мне о Боге? Когда-то я был правоверным иудеем. И вел праведную жизнь. Каждую субботу ходил в синагогу. И что я получил в награду? Думаете, теперь, после того как Бог позволил ни за что уничтожить всю мою семью, я могу молиться? Разве я могу верить в Бога, который посылает людям наказание за несовершенные грехи? Простите, но моя вера улетучилась вместе с дымом из крематория.

Линк не сумел найти нужных слов. Поэтому он просто пожал Хершелю руку, которую тот схватил обеими руками, с жаром воскликнув:

— Единственное, во что я теперь могу верить, это то, что дали мне вы! Я верю в человеческую доброту.

Они распрощались. Линк медленно брел мимо караульных, машинально отдавая им честь и думая о том, как он объяснит все это своему сыну.

Он сел на край койки, склонил голову и начал молиться.

На другое утро он проснулся совсем больным. В висках у него пульсировала кровь, а спина, руки и ноги ныли. Проклятый грипп, никак от него не избавишься! Стоя под душем, он заметил на груди и животе какие-то синюшные пятна.

«Только этого мне не хватало! — подумал он — Клопы, что ли?»

Он выпил две таблетки аспирина, надел шинель и вышел на построение.

Перед полуднем он улучил несколько минут, чтобы справиться, как дела у Ханны. Ее уже перевели в барак, и с ней неотлучно находился Хершель.

— Ну как она? — спросил Линк.

Хершель улыбнулся:

— Мы все утро проговорили. Жар у нее спал, и молодой доктор говорит, что есть надежда. Подойдите, пожалуйста, я вас познакомлю.

Представляя жене своего спасителя-американца, Хершель произнес по-немецки целую речь, заставившую Линка заподозрить, что он весьма преувеличил его заслуги.

Ханна попробовала улыбнуться и хриплым голосом прошептала:

— Хершель говорит, вы так много для меня сделали!

— Никак нет, мэм, это его заслуга. Я только выполнял роль посредника.

— Нет-нет! — возразил Хершель. — Если мы когда-нибудь еще будем счастливы, то благодарить надо будет вас!

Линк был тронут.

— Что-нибудь еще я могу для вас сделать? Вас хорошо кормят?

— Все отлично, — заверил Хершель. — Демоны ушли, и мы можем дышать полной грудью. А это самое главное.

Внезапно Линка Беннета прошиб пот. Должно быть, в бараке было слишком натоплено. Да нет, фашисты не больно-то утруждали себя созданием удобств для заключенных. Зря он напялил шинель. У него закружилась голова, стало нечем дышать. Он как можно скорее прошел к двери, распахнул ее, вышел на бодрящий апрельский воздух. Тут он потерял сознание и упал на землю.

Он медленно приходил в себя, но ясность рассудка все не возвращалась. Правда, он ощущал подушку под головой, стало быть, он лежал в постели. Кроме того, он различал сердитые голоса.

— Черт! Мало нам без него хлопот! Так нет же, этот придурковатый полковник еще умудрился подцепить тиф! Действительно, надо было умудриться!

— Прошу прощения, сэр, если вы посмотрите на его рентгеновские снимки, то увидите, что он уже давно переносит на ногах пневмонию.

— Послушайте, Браунинг, мне не нужны никакие снимки, я через всю палату слышу, как дышит этот черномазый.

— Доктор Эндикотт, спирометр показывает меньше пятидесяти процентов. Он с трудом дышит. Мы можем еще что-то предпринять, чтобы ему помочь?

— Господи, мы и так влили в него столько сульфаметазина! Сильнее только изобретенный этим фашистским лекарем RDX-30. Смиритесь, мой друг, его дело конченое.

До этого Линк был в поту, но сейчас его пробила холодная дрожь. Моментально к нему подскочил молодой доктор и стал помогать сестре укрыть его вторым одеялом.

— Браунинг, это вы? — прохрипел Линк.

— Не волнуйтесь, полковник, вы поправитесь, — ответил тот, потрепав больного по плечу.

— Эх, мальчик! — сказал Линк. Его широкая грудь судорожно вздымалась. — Я уже давно на войне. И готов поклясться, эта койка ждет следующего.

Браунингу не хватило ни опыта, ни самообладания для подходящего ответа.

Вдруг Линк негромко ругнулся:

— Черт!

— Сэр?

— Если уж мне суждено сдохнуть на этой войне, то почему хотя бы не в бою? Чтобы моему сыну было чем гордиться.

Юноша только что не плакал:

— Сэр, вы поправитесь!

— Ты гнусный лжец, Браунинг. Надо поумнеть, если хочешь стать настоящим врачом.

В дверь негромко постучали и осторожно ее приоткрыли.

— Прошу прощения, сюда нельзя! — быстро, но вежливо сказал юный доктор.

Хершель сделал вид, что не понял, и вошел в палату с маленьким букетиком полевых цветов.