Джумпа Лахири - Тезка

— Такое возможно только в Америке, — говорит Майя Нанди.

Некоторое время спустя посреди ночи раздается телефонный звонок. От резкого звука оба мгновенно просыпаются, как будто очнувшись от дурного кошмара. Еще до того, как Ашок снимает трубку, Ашима уже знает, что это — звонок из Индии. Несколько месяцев назад родные попросили дать телефон их кембриджской квартиры, и Ашима неохотно выполнила их просьбу, понимая, что родители используют его, только если случится что-то плохое. Ашок садится на кровати, отвечает усталым, хриплым со сна голосом, а Ашима тем временем подготавливает себя к худшему. Она опускает одну из решетчатых сторон детской кроватки, чтобы успокоить Гоголя, который зашевелился, потревоженный телефонным звонком, и перебирает в голове то, что ей известно. Бабушке уже давно перевалило за восемьдесят, она прикована к постели, практически безумна, не может самостоятельно ни есть, ни пить. Последние месяцы ее жизни наполнены болью, как для нее самой, так и для тех, кто знал ее в лучшие времена. Это не жизнь, нет ничего хуже такого бессмысленного прозябания. Ашима представляет себе, как ее мать говорит эти слова своим тихим, нежным голосом, прижимая к уху трубку соседского телефона. И Ашима понимает, что она выдержит, что она в силах выслушать известие о том, что Гоголь никогда не увидит свою прабабушку, которая выбрала ему имя, потерявшееся где-то над океаном.

В комнате холодно, неуютно. Ашима вынимает Гоголя из кроватки и тихонько забирается вместе с ним назад под одеяло. Она прижимает ребенка к себе, черпая силы из его сонного тельца, дает ему грудь. Она думает об уютной мягкой кофте кремового цвета, упакованной в чемодан вместе с остальными подарками, которую она купила для бабушки. Ашок разговаривает каким-то странным голосом, очень громко, она даже боится, что Джуди и Алан наверху проснутся:

— Да, да, я понимаю. Не волнуйтесь, я передам. — Какое-то время он молчит, слушая голос на другой стороне телефонного провода, потом поворачивается к Ашиме: — С тобой хотят поговорить.

Он слегка треплет ее по плечу, передает ей телефонную трубку и, поколебавшись, спускает ноги с кровати на пол.

Ашима берет трубку, чтобы услышать новости самой, чтобы утешить свою мать. В голове у нее мелькает мысль: а кто утешит ее саму, когда придет весть о смерти ее матери? Что, если страшные новости настигнут ее вот так же посреди ночи, вырвав из объятий сна? Но кроме печали она чувствует необыкновенную радость, ведь она не разговаривала с мамой почти три года, так давно не слышала родного голоса! В первый раз после того, как их самолет оторвался от земли в аэропорте Дум-Дум, ее снова назовут Мону. Однако на другом конце телефона оказывается не мать, а ее брат Рана. У него какой-то странный голос — тонкий, искаженный расстоянием, почти неузнаваемый. Прежде всего Ашима интересуется, который у них час. Ей приходится задать тот же самый вопрос три раза, практически прокричать его в трубку прежде, чем Рана понимает ее. Рана говорит, что у них время обеда.

— Ты по-прежнему собираешься приехать в декабре, диди ? — спрашивает он.

Сердце ее сладко сжимается, когда она слышит его обращение. Диди означает «старшая сестра», и он — единственный, кто имеет право так ее называть. В то же самое время Ашима слышит, как ее муж открывает воду на кухне, звенит стаканами в кухонном шкафу.

— Ну конечно мы приедем, — с жаром говорит она и немного пугается, услышав, как телефонное эхо повторяет в трубке ее слова, слабее, неувереннее. — А как дида? С ней ничего не случилось?

— Нет, — говорит ее брат, — с ней все по-прежнему, хотя это и не назовешь хорошей жизнью.

Ашима откидывается назад, на подушки, вспотев от волнения и облегчения. Все-таки она увидит свою бабушку, пусть хоть в последний раз, но увидит. Она целует Гоголя в лобик, прижимается щекой к его сонной щечке.

— Слава богу, — говорит она, скрестив ноги. — Дай мне маму. Я хочу с ней поговорить.

— Ее нет дома, — говорит ее брат тонким голосом после паузы, заполненной шорохами.

— А баба?

Опять длинная пауза, потом его голос возвращается в трубку:

— Его тоже нет.

— Как жалко. — Ашима вспоминает о разнице во времени. Ну конечно, как они могут быть дома? Отец наверняка уже вернулся обратно в свою газету, он целые дни проводит в офисе, а мама, должно быть, на рынке со своей вечной авоськой, закупает овощи и рыбу.

— Ну а как маленький Гоголь? — спрашивает Рана. — Он что, только по-английски умеет говорить?