Улья Нова - Как делать погоду

– Давай, читай, – требуют попутчики, прыская от смеха и многозначительно переглядываясь.

За окном вечереет. Небо свежего фиалкового цвета. Кто-то бежит по лужам, ссутулившись, заслоняясь от капель рукой. Кто-то вышагивает под зонтом плавно и медленно, будто модель на показе новой коллекции. Рекламную растяжку треплет пропитанный ожиданиями ветер, рожденный на Сахалине от непродолжительной связи Лугового и Белого ветров. Мимо ларька трусит стая дворовых псов. Раскоряченная старуха в целлофановом дождевике исчезает за углом особняка. Сзади гудят. Город ревет, напоминая, что в Москве слишком много людей и каждый должен слегка ужаться, занимать строго отведенное ему место под солнцем. Согласно купленным билетам и правилам поведения пассажиров в тесной, до отказа набитой электричке. Прижатый к двери, я вдыхаю ледяной, напоенный серебром и мазутом воздух, вылавливаю блокнот из сумки и зачитываю. Пятеро попутчиков, втиснутые в пропахший табаком салон, узнают, что в зависимости от настроения глаза главного волшебника Москвы бывают синими, серыми, а иногда – карими, и никакие линзы тут ни при чем. Что он умеет разговаривать разными голосами. Что у него четверо детей от двух жен, а в двухкомнатной квартирке, как в стационаре, постоянно живут прихворнувшие городские вороны, выздоравливающие голуби, снегири, синицы и хромые дворовые коты. Что начальник независимого метеобюро имени самого себя хладнокровен к деньгам, небрежен в одежде. И ни при каких обстоятельствах не унывает.

Приспустив стекло, я выглядываю наружу. Дождь осыпает лицо, лижет шею, пробирается под воротник. И тут неожиданно над крышей чумазой башни с балконами, застекленными кто во что горазд, в низком небе намечается слабый просвет, словно локоть рубашки протерся, туча расползлась, нечаянно выдав бледно-голубой прямоугольник неба. Барабанная дробь капель, колошматящая по крыше машины, медленно стихает. Ливень сдается, тускнеет и в одно мгновение, как по взмаху невидимой дирижерской палочки, обрывается. Некоторое время ничего не слышно, кроме гудков и сирен, доносящихся из боковой улочки. Кривые улыбки и ухмылки попутчиков рассеиваются. Каждый, будто слегка оступившись, засомневавшись, растерянно оглядывает меня. В глазах девушки-гота поблескивает то лиловый огонек усмешки, то сиреневый отблеск надежды. И я догадываюсь: несмотря ни на что, ей тоже хочется верить. Ей тоже хочется сказки. А потом салон оглашает удивленное и восторженное «Ура!» в нашу с волшебником честь.

Над Киевским вокзалом пасмурно. Сизые облака нависают над поездами, увозящими людей в Киев и Анапу, привозящими людей из Кишинева и Львова. Я прогуливаюсь туда-сюда по оживленной и пыльной площади перед торговым комплексом «Европейский». Лет пятнадцать назад на этом месте были серые, сколоченные из досок торговые ряды, окутанные запахами маринованного чеснока и мокрой шерсти. Бойкие торговки в тулупах и цветастых платках продавали домашний сыр, носки, чебуреки и пушистые шали. Каждую среду, вынырнув из метро «Киевская», стараясь не озираться по сторонам, не сочинять будущее и ни с кем не заговаривать, я направлялся к репетитору по математике, чтобы поступить в институт и избежать армии. Однажды среди шума и болотистой толчеи торговых рядов три цыганки, заглядывая в мою ладонь, предсказывали наперебой: «Будет, касатик, в твоей жизни женщина. Статная, с русой косой», – болтала одна. «Ой, будет красавица! Но ей нужен сильный мужчина, который подкинет до небес», – перебивала другая. «Ей нужен незабываемый и необычный мужчина, на которого можно опереться. Становись скорее таким!» – советовала третья. Денег я им не дал. А потом обнаружил, что из потайного кармашка рюкзака пропали сто рублей, – как раз столько тогда стоили четыре занятия с репетитором.

Теперь тут площадь, по которой снуют деловитые и задумчивые прохожие. С утра накрапывает дождь. Я жду уже пятнадцать минут. Главный волшебник Москвы обещал сегодня рассказать о том, что меня давно интересует: где он берет энергию и силы, чтобы ежедневно разгонять облака, менять направление ветра и отсылать вон из столицы снежные бури. Раньше он бормотал общие слова: что получил таланты от природы после того, как в него ударила молния. Или цитировал небылицы из старых интервью, мол, пятилетним детдомовцем заблудился в лесу, встретил медведя, испугался, но взял себя в руки, угостил дикого зверя малиной и за бесстрашие был удостоен высокого звания колдуна, управляющего атмосферными явлениями на всей Земле. Что с тех пор многие годы корректирует погоду силой мысли. А откуда брать силу мысли, как ее укреплять, умалчивал или отшучивался. И вот сегодня Дыдылдин обещал раскрыть секреты при условии, что взамен я пройдусь с ним по магазинам. Гуляя мимо пыльных иномарок, я гадаю, что и кому намерен купить в торговом комплексе маг и чародей. И тут дождь резко обрывается. Главный волшебник Москвы бежит через площадь, производя дирижерские движения в направлении неба. На нем синий форменный костюм железнодорожника, к груди прижат ярко-желтый пакет, как всегда набитый столетними вырезками из газет и журналов с многочисленными статьями. Он утверждает, что в этих статьях вся его жизнь. И носит их всегда при себе, чтобы помнить, кто он такой. А то в большом городе, в толпе людей, среди гудящих в пробке машин легко забыть, кто ты, куда идешь, что хотел. Поэтому Дыдылдин советует мне и любому жителю мегаполиса всегда иметь при себе особую вещь, манок для памяти, который позволит независимо от гула, шума и гудков припомнить, кто ты на самом деле. И это поможет не сбиться с пути.