Олег Зайончковский - Люда

Люда отрицательно качает головой.

Третье отверстие они вместе находят в полу под столом. Денисов чертыхается:

– Кораблин, где ты, мать твою?!

Сержант уже некоторое время наблюдает из дверей.

– Я здесь, Владим Иваныч.

– Короче… – Денисов выбирается из-под стола. – Короче, лезешь сейчас на чердак, а потом в подпол… Подпол есть у вас?

Люда растерянно кивает.

Две экспедиции, совершенные Кораблиным на чердак и в подпол, окончательно меняют ход расследования. Новая пробоина найдена в крыше дома, а в подполе обнаружена вдребезги разбитая банка с огурцами. Лейтенант Денисов по-собачьи шевелит бровями, крутит свое ухо и наконец объявляет:

– Короче так, граждане. Убийства здесь никакого не было.

– Как не было? А только что было… – Все переглядываются.

– А так и не было! – твердо повторяет Денисов. – В ваш дом ударила молния. Смотрите… бах… и бах! – Он тычет авторучкой в потолок, а потом просовывает ее в отверстие в столе. – Ясно теперь?

– Но почему… тетя Аня? – растерянно спрашивает Люда.

– Что тетя Аня? Отлетела да к углу как-нибудь приложилась. Волна-то вон какая была!

Девушка подавленно молчит. Лейтенант садится снова к столу переписывать протокол – теперь он оформляет несчастный случай. Минут через пять удовлетворенно ставит точку.

– Ну вот, гражданочка, – говорит он прежним доброжелательным тоном. – Считайте, что вам повезло.

– То есть как повезло?.. – На глаза Люде наворачиваются слезы. — Тетя Аня-то…

– Ну да, тетя, конечно… – Денисов косится на покойницу. – Но дом-то не сгорел – вот что удивительно.

Известие о том, что убийства не было, быстро облетает собрание во дворе. Милиция уезжает. Расходятся, пожимая плечами, соседи. Женщины напоследок наведываются, чтобы взглянуть на покойницу. Кто-то из них обещает, управившись с делами, прийти обмывать тело. И вот уже из живых в доме остаются только двое молодых людей. Они рядком сидят на кровати в Людиной комнате. Трушин молча курит. Люда глядит в стенку, и не понятно, то ли она плачет, то ли нет.

Так в безмолвии, почти не шевелясь, пребывают они довольно долго, пока Люда вдруг, придя в себя, не спохватывается:

– Эх, а Борьку-то я забыла!

Леша поднимает голову.

– Что?.. Какого Борьку?

– Борька в сарае… – поясняет Люда. – С утра, наверное, некормленый.

Борька! О его существовании Люда узнала, едва сделав в жизни первые шаги. Если кто и бессмертен на свете, так это он. Каждый год Борька воплощается наново, бледный и нежный, как молодой месяц, и растет, и пухнет, и заполняет к осени весь свой сарай. Он вечен и вечно требует пищи. Даже в день смерти Людиного отца Борька, помнится, ничуть не потерял аппетита. Дело это случилось весной; отца, еще без гроба, вынесли в сени на холодок и, прикрыв простыней, положили на составленных лавках. Люде по малолетству было очень страшно, поэтому она повсюду хвостом следовала за тетей Аней. Так они вместе ходили в сарай кормить ненасытного Борьку. В тот день тетя Аня выглядела особенно озабоченной; всякий раз, проходя через сени, она расправляла ногу отцу, которую он упрямо сгибал в колене, выставляя из-под простыни…

Вот и сегодняшняя роковая гроза Борьку, похоже, только раззадорила.

При виде ведра со жратвой он приходит в неистовство; даже, уже запустив рыло в корыто, он продолжает волноваться и скандально взвизгивать. От Борьки Люда с Лешей идут к курам, посмотреть, как у них дела, и находят в курятнике четыре свежих яйца – жизнь продолжается… Люда по одному вынимает из гнезда теплые яйца и складывает в Лешины широкие ладони. Обойдя внимательно двор, они об руку возвращаются в дом.

Люда с Лешей входят из сеней на кухню и… от неожиданности замирают. Дверь в комнату Анны Тимофеевны открыта; оттуда доносятся шум и чье-то злобное бормотание. Не без трепета молодые люди заглядывают в комнату и видят женщину, которая, перевернув покойницу на бок и придерживая ее одной рукой, другой шарит у нее под матрасом. Люда узнает “гостью”, и лицо ее вспыхивает гневом:

– Чего тебе здесь надо?!

Женщина, не оборачиваясь, что-то невнятно бурчит.

– Вас, кажется, спрашивают! – вступает Трушин. – Что это за мародерство?

Женщина отпускает покойницу, отчего та безвольно падает снова на спину.

– Ты еще кто такой?

Она оборачивается. Немолодое лицо ярко, но неаккуратно накрашено; на верхних веках ее “тени” искусственные, а под глазами, не менее густые, – натуральные. Эта женщина – Людина мать.