Шарлотта Роган - Шлюпка

Рыба придала нам бодрости. Когда Аня Робсон внушила Чарли, что он кушает пирожок, у нас родилась идея по очереди называть любимые блюда и делать вид, будто мы сейчас пируем. Полковник рассказал забавную историю про армейское довольствие, а миссис Маккейн настолько увлеклась описанием воскресных обедов у них в доме, что ее пришлось остановить. Мэри-Энн смогла только повторить мою выдумку про свадебный ужин, а когда очередь дошла до меня, я выпалила:

— Ничего нет лучше сырой рыбы. Я вошла во вкус!

— Вот и славно — потом добавка будет, — отозвался мистер Харди.

Наши глаза на миг встретились. Он еле заметно кивнул, словно поблагодарил за услугу. Я ответила тем же и весь вечер с удовольствием вспоминала тот молчаливый диалог. Кстати, я давно ждала от Харди подобного знака внимания, но уже отчаялась. Потом я не раз пыталась перехватить его взгляд, но он либо не замечал, либо делал вид, и я отругала себя за назойливость.

Удачная рыбалка заметно укрепила наш дух после того случая с огнями. Казалось, все так просто: вот Харди достает нож, свешивается за борт — и вот уже вытаскивает из воды наше пропитание. Когда немногим позже это действо повторилось, Мария и горничная миссис Маккейн, Лизетта, стали беззастенчиво бросать на Харди томные взгляды.

Священник вроде как благословил нашу трапезу, и мы, съев только по маленькому кусочку, испытали телесное довольство, потому что вспомнили о милосердии Божьем и уверились, что Харди достаточно вонзить свой нож в океанскую плоть — и она исполнит наше желание. Но не тут-то было. День за днем мы ждали новых даров моря, но Харди не оправдал наших ожиданий, и все решили, что он попросту ленится; никто не подумал, что ему тоже может изменить удача, а главное — что поднявшийся ветер подернул рябью кобальтовую поверхность воды и лишил ее прозрачности. Безмятежность океана, которая сопутствовала нам целых пять дней, ушла — вместе с ощущением прошлого и будущего — за пределы нашего близорукого воображения.

Рыба стала символизировать все то, что при желании мог бы совершить Харди, если только не докучать ему вопросами о наших перспективах. Постигшая его неудача была не единственной причиной для подспудно растущего недовольства. Он все время пугал нас неминуемой переменой погоды, предупреждая:

— Сами увидите, что значит перегруженная шлюпка.

Но мы не хотели ничего слушать. Нас злила и собственная беспомощность, и его возможная правота. Не угасать же нам, как миссис Флеминг? Но чувство гнева и недоверия крепло исподволь. А вечером пятого дня мы еще были благодарны Харди за «чудо с рыбами».

Священник любил пересказывать библейские истории и не преминул воспользоваться случаем, чтобы поведать нам о рыбах и хлебах. Когда он заводил притчи или псалмы, Мэри-Энн с Изабеллой оставляли любое занятие, а Аня Робсон усаживала маленького Чарли на колени и не затыкала ему уши. Должна признаться, что даже мне приносили временное успокоение эти знакомые истории, хотя некоторые из них отличались изрядной мрачностью. Людям нравятся повторения. Они любят знать наперед, чем дело кончилось, даже если кончилось оно гибелью всего человечества, кроме Ноя, во времена Всемирного потопа. Священник привычно находил параллели между известными сюжетами и нашими злоключениями в шлюпке, а история с ковчегом прямо напрашивалась на такое сравнение. Проявив творческую жилку, священник привязал к нашей ситуации даже скитания Моисея в пустыне и Красное море, расступившееся перед евреями. Он научил нас словам «Песни Моря» — как раз о том, как Господь спасает избранных, а враг камнем идет ко дну, — чтобы мы могли декламировать ее по памяти после счастливого избавления.

Мистер Синклер рассказал, что история о Ноевом ковчеге пришла в христианскую традицию из древних языческих преданий.

— В вавилонских сказаниях также упоминается потоп, а вместе с ним и знакомые нам приметы: ворон, голубка. Это не может быть простым совпадением, — пояснил он, но священник поспешил отмести эту мысль как еретическое заблуждение.

Мэри-Энн заметалась — не столько опасаясь ереси, сколько не зная, чью сторону принять в этом споре, священника или же мистера Синклера, чья точка зрения совпадала с моей. К счастью, мистер Синклер проявил не только образованность, но и миролюбие, успокоив страсти цитатой — предположительно из Боккаччо — о том, что люди скорее склонны верить плохому, нежели хорошему, и что без мифов не было бы поэзии.