Сандра Ливайн - Один билет первого класса, пожалуйста

Что касается стариков, курящих стодолларовые сигары, и старух, сверкающих, как рождественские деревья, то они, видимо, заказывают еду в свои четырехкомнатные люксы.

Впрочем, кроме меня в ресторане обедает черепаховым супом и пьет отличное белое вино еще одна претенциозная особа, пренебрегающая кулинарными заветами отцов и интересами отечественной индустрии питания. Уже на второй день, издали поулыбавшись друг другу, мы сели за один стол и принялись неудержимо злословить по адресу попутчиков, поскольку сплетничать мешало отсутствие какой-либо информации.

А на третье или четвертое утро я вполне спокойно рассказала ей, как и с кем провела только что закончившуюся ночь. Главная прелесть такого рода дамских знакомств заключается в том, что они прекращаются вместе с объятиями по окончании путешествия — еще до того, как вы садитесь в разные такси.

Мне понравилось, что Лара — ее родители, помешанные на литературе, назвали ее так в честь возлюбленной какого-то русского поэта, я в детстве видела кино про его жизнь, и Омар Шариф в меховой казачьей шапке произвел на меня, помню, сильное впечатление, красота восточных мужчин меня всегда раздражала, но при этом они и возбуждали меня лет с десяти… Да, так вот: мне понравилось, что Лара не стала скрывать зависть.

— Не в твоих скромных физиологических радостях дело, — сказала она, — а в том, что теперь у тебя есть занятие, причем, вероятно, на все эти чертовы две недели…

— Почему ты считаешь мои ночные радости скромными? — сделала обиженный вид я. — Он неутомим и ловок…

— Не морочь голову, — она грустно усмехнулась, — я знавала этих южных чемпионов секса. Их неутомимость сосредоточена в бицепсах и разгибательных мышцах, а не там, где ей правильное место, их ловкость — это ловкость акробатов, а не любовников. Они могут совершать однообразные движения сутками, но толку в этом никакого или почти никакого. Однажды я уснула под это укачивание…

Описание было почти точное, разве что в моем случае все было дополнено омерзительным парфюмерным запахом, который, однако, как и парикмахерская бородка, возбуждал меня каким-то противоестественным образом.

— Чему ж ты тогда завидуешь? — спросила я.

— Я же объяснила: тебе не будет так скучно все это время, как мне, — она допила вино и крутила в руках бокал, очевидно, раздумывая, не попросить ли официанта налить снова. — И ты по ночам не будешь накачиваться в барах джином и текилой (я даже вздрогнула: откуда ей известна моя слабость к этим напиткам?), а потом смотреть в каюте сорок второй раз «Касабланку», заказав ее в корабельной видеотеке… И тебя гораздо меньше будет раздражать эта биологическая масса, непрерывно уничтожающая еще проще организованную биологическую массу, эти чавкающие трусы и майки, превращающиеся к танцевальному вечеру в смокинги и длинные платья, специально купленные для круиза; эти гордые и напряженные до состояния непрерывной спазмы пижоны и их возлюбленные, напуганные тем, что их бросят сразу по возвращении; эти старики, давно пропустившие все сроки приличного ухода; эти юнцы, стремящиеся превратиться в растения раньше, чем придет естественный срок; эти дети, похожие на взбесившуюся икру…

За такими мирными разговорами завтрак переходил в обед, а обед — в ужин. В промежутках мы сидели под навесом и смотрели, как десяток мужчин, похожих на мужчин, — больше атлетов не набралось среди полутора тысяч пассажиров, — играли в баскетбол на спортивной палубе. Любой из них скрасил бы путешествие даже такой придирчивой пассажирке, как Лара, но каждого подбадривала пискливыми криками совершенно очевидная жена — дело не в кольце, а в самодовольном выражении уродливого лица.

И вот уже прошел очередной ужин, и в сумерках, глядя на отлично сделанный художником-постановщиком закат, мы сидели, конечно, в баре, я с текилой, а она продолжала бокалами уничтожать южноафриканское белое.

— Тебе не приходило в голову, что он этим зарабатывает на жизнь? — спросила Лара.

— Как именно? — удивилась я. — Я не собираюсь покупать ему поддельный золотой Rolex на ближайшей стоянке и не отсчитываю по гранду после каждого оргазма…

— Не знаю… — задумчиво протянула Лара и прикончила одним глотком очередной бокал вина. — Твоя привлекательность, конечно, может заставить даже такого амура бросить на время профессию и перейти в любительскую лигу, но…

Я легко отношусь к шуткам по поводу своей внешности, потому что у меня нет на этот счет комплексов. Светлые кудри, голубые фарфоровые глаза с неизменно удивленным выражением, короткий носик, бедра вдвое шире талии и прочие особые приметы Барби — это просто и надежно, как автомат «калашников». И так же эффективно. Поэтому шутите, девочки, сколько угодно, придавайте загадочность своим темным глазам и распространяйте слухи о страстности длинноносых — нам, хорошеньким простушкам, ничего не грозит. Особенно тем, у кого под маскировочной внешностью есть хотя бы какие-нибудь мозги… Но на этот раз что-то меня кольнуло — как мелкая косточка в непервосортном рыбном филе.