Тауфик аль-Хаким: Избранное

Свою долгую жизнь в литературе Тауфик аль-Хаким прожил в состоянии непрерывного поиска, его в равной степени волновали вечные, глобальные философские и метафизические вопросы, злободневные проблемы общественной жизни и проблемы взаимоотношений жизни и искусства. В его многоплановом творчестве, включающем в себя, помимо нескольких романов и множества пьес, новеллистику, эссеистику и литературную критику, ярко проявился художественный гений египетского народа, его национальный характер, мировосприятие, присущий ему неиссякаемый, жизнеутверждающий юмор.

На русский язык переведены шесть пьес и ряд рассказов Тауфика аль-Хакима, а пьеса «Смущенный султан» ставилась в 70-е гг. на сцене Московского областного драматического театра.

Перевод с арабского М. Салье

Все они одновременно заболели «испанкой», и к ним пришел врач. Увидев своих пациентов, он остановился, пораженный: в комнате, выстроившись в ряд, одна возле другой стояло пять кроватей, а напротив возвышался большой шкаф с оторванной дверцей. В шкафу висела одежда всех цветов и размеров, в том числе несколько полицейских мундиров с медными пуговицами. На стене красовался старый музыкальный инструмент с мехами — гармоника.

Что это? Казарма?

Но врач хорошо помнил адрес и знал, что это жилой дом. Подойдя к пятой кровати, он невольно улыбнулся: то был простой обеденный стол, превращенный в ложе для одного из больных.

Доктор постоял, молча глядя на всех. Наконец он пробормотал:

— Нет, это не квартира… Настоящий лазарет.

Осмотрев всех и назначив лечение, он пошел к двери, но вернулся и снова с удивлением посмотрел на этих людей, лежавших впятером в одной комнате.

Что заставляет их так жить? Ведь в квартире, вероятно, есть и другая комната — хотя бы гостиная? Он спросил об этом, и голос с дальней кровати ответил: — Нам и так хорошо!

Это прозвучало просто, правдиво, очень искренне. В словах говорившего чувствовалось глубокое удовлетворение такой совместной жизнью. Бледные лица этих людей словно светились радостью от того, что они вместе болеют, подчиняются одному режиму, принимают те же лекарства, получают одинаковую пищу, что у них общая судьба.

Дойдя до порога, врач еще раз обернулся к больным и задумчиво спросил:

— Вы, вероятно, из деревни?

Не ожидая ответа, доктор вышел. В его воображении возник образ феллаха. Ведь только феллах может выносить такую жизнь. Сколько бы у него в доме ни было места, феллах обязательно ляжет спать в одном помещении со всей семьей, теленком и осленком!

После обеда все разошлись кто куда. Слуга Мабрук помог ситти [1] Ситти — госпожа. Заннубе вымыть посуду и тоже отправился поболтать с торговцем фруктами на улицу Баб аль-Майда. Дома осталась только Заннуба, чуждая всему, что могло смутить ее покой и нарушить ее одиночество. Она пошла в свою комнату, села на тюфячок, обтянутый пестрым ситцем, и стала задумчиво раскладывать карты на старом выцветшем килиме [2] Килим — небольшой коврик. .

Время шло. Уже прокричали аср [3] Аср — послеполуденная молитва, о начале которой возвещает крик муэдзина. , а Заннуба все еще была погружена в мечты. Она видела блондина-валета рядом с дамой-брюнеткой, видела, что их ожидает счастье, что один из них собирается в путь-дорогу… что… что… Словом, она видела все то, что можно увидеть в мире загадок и тайн.

Внезапно дверь распахнулась, и появился Мухсин с книгами, циркулем и линейкой под мышкой.

— «Народ» еще не пришел? — живо спросил он.

Погруженная в свои мечты, Заннуба не шевельнулась и не ответила. Наконец она проговорила, не поднимая глаз:

— Ты из школы?

— Да. Нас уже давно отпустили, но я зашел к портному, — ответил Мухсин.

Он осторожно откинул полы куртки и присел на край тюфячка, возле Заннубы. Через некоторое время он взглянул на нее, хотел что-то сказать, но замялся и промолчал.