Патрик Зюскинд - Парфюмер. История одного убийцы

Риши понимал, что такая поспешность несоразмерно поднимет размер платы за соединение его семьи с семьей этих Бойонов. Он заплатил бы много дешевле, будь у него время на выжидание. Пришлось бы тогда барону, как нищему, вымаливать у богатого купца согласие на эту сделку: ведь слава о красоте Лауры будет расти, как и богатство Риши, а Бойоны того и гляди совсем разорятся. Ну да ладно! Ведь его противником был не барон, а неизвестный убийца. Вот кому надо было испортить обедню. Замужняя женщина, потерявшая девственность и, может быть беременная, уже не впишется в его изысканную галерею. Последняя клеточка этой мозаики останется пустой, Лаура потеряет для убийцы всякую ценность, его предприятие лопнет. И надо дать ему почувствовать горечь поражения! Риши хотел сыграть свадьбу в Грасе, с большой помпой при всем честном народе. И пусть он не знает и никогда не узнает своего противника, все же будет наслаждением сознавать, что тот присутствует при событии и собственными глазами видит, как желанную добычу уводят у него из-под носа.

План был рассчитан тонко. И мы снова должны изумиться чутью Риши — тому, как близко он подошел к разгадке истины. Ибо в самом деле брак Лауры Риши с сыном барона де Бойона означал бы полное поражение Грасского Убийцы Девушек. Но план еще не осуществился. Риши еще не спрятал Лауру, еще не доставил ее под спасительный надежный кров монастыря Сент-Оноре. Три верховых путника еще пробиваются через негостеприимный перевал Таннерона. Иногда дорога становится такой трудной, что всадники спешиваются. Все идет очень медленно. К вечеру они надеются достичь побережья около Ла Напули — маленького селения недалеко от Канна.

В тот момент, когда Лаура Риши со своим отцом покидала Грас, Гренуй находился на другом конце города в мастерской Арнульфи и мацерировал жонкилии. Он был один и в хорошем настроении. Его время в Грасе кончалось. Предстоял день триумфа. У него в хижине, в ящичках, проложенных ватой, лежали двадцать четыре миниатюрных флакона с каплями пролитой ауры двадцати четырех невинных девушек — драгоценные эссенции добытые Гренуем в прошлом году путем холодного анфлеража тел, дигерирования волос и платья, лаважа и дистилляции. А двадцать пятую — самую роскошную, самую важную эссенцию — он получит сегодня. У него уже приготовлен тигелек с многократно очищенным жиром, кусок тончайшего полотна и баллон чистейшего спирта для этой последней добычи. Местность была разведана. Стояло новолуние.

Он знал, что усадьба на улице Друат хорошо охраняется и проникнуть в нее с помощью взлома не удастся. Поэтому он хотел пробраться туда еще в сумерках, до закрытия ворот, и под прикрытием отсутствия собственного запаха, которое как шапка-невидимка делало его незаметным для людей и животных, спрятаться в каком-либо углу дома. Позже, когда все уснут, он, следуя в темноте за компасом своего нюха, поднимется наверх, к своему сокровищу. Он обработает его тут же, на месте, завернув в пропитанную жиром простыню. Только волосы и платье он, как всегда, возьмет с собой, потому что эти части могут быть промыты прямо в винном спирте, что удобнее проделать в мастерской. Для конечной переработки помады и ее дистиллировки в концентрат ему понадобится еще одна ночь. И если все пойдет хорошо — а у него не было оснований сомневаться в том, что все пойдет хорошо, — тогда послезавтра он станет владельцем всех эссенций, необходимых для изготовления лучших в мире духов, и он покинет Грас как человек, пахнущий лучше всех на земле.

К обеду он покончил с фонкилиями. Он погасил огонь, закрыл котел с жиром и вышел из мастерской, чтобы проветриться. Ветер дул с запада.

Уже с первого вдоха он насторожился. В атмосфере было что-то не так, что-то не в порядке. В запахе города, в этом его одеянии, в его невидимом шлейфе, сотканном из многих тысяч нитей, не хватало золотой нити. За последние несколько недель эта благоухающая нить стала такой крепкой, что Гренуй явственно ощущал ее даже за городом, у своей хижины. Теперь она пропала, исчезла, ее нельзя было обнаружить обонянием. Гренуй словно окаменел от страха.

Она мертва, подумал он. Потом еще ужаснее: меня опередил другой. Другой сорвал мой цветок и присвоил себе аромат! Он не закричал, для этого его потрясение было слишком велико, но слезы набухли в уголках его глаз и вдруг хлынули потоком.

И тут явился к обеду Дрюо из «Четырех Дофинов» и между прочим рассказал, что сегодня утром Второй Консул с двенадцатью мулами и со своей дочерью отбыл в Гренобль. Гренуй сглотнул слезы и бросился бежать через весь город к заставе Дю-Кур. На площади у ворот он остановился и принюхался. И в чистом, не тронутом городскими запахами западном ветре он действительно снова обнаружил свою золотую нить, аромат доносился не с северо-запада, куда вела дорога на Гренобль, а скорее с юго-запада, с направления на Кабри.