Игорь Сахновский: Чем латают черные дыры

За городом дождь усилился. Местность, где мы остановились спустя три с половиной часа, показалась мне какой-то мышиной дырой. Дороги больше не было, вместо нее грунтовая, глинистая проплешина среди мертвой чащи, упадающей в бурелом. Еще с полчаса мы стояли под дождем, глядя на этот безнадежный пейзаж, пока из леса не вышли две мужские фигуры в брезентовых накидках, из-под которых виднелись черные рясы наподобие мокрых длинных юбок.

Вероника Адамовна заглянула в салон «ягуара» и сухо сказала: «Вадим, бери свои вещи. Пора идти». Мы все вышли из машины. Водитель открыл багажник и подал Вадику две массивные сумки, в то время как мать пыталась подсунуть ему зонт.

…Мы смотрели в спины этой странной компании, уходящей в лес: два длиннополых монаха с тяжелыми сумками и Вадик с женским зонтом, в белоснежной спортивной одежде.

Когда я обернулся, «ягуар» уже отъезжал.

Меня окликнула Вероника Адамовна, предложив подвезти в город. По пути она сказала, будто отвечая на чей-то вопрос:

— Ничего, привыкнет. Куда он денется? Если только мать сама не заберет…

Я спросил, каким путем доставляют в монастырь продукты и все необходимое — так же, через лес?

— Нет, главная дорога по воде, через озеро. Это с другой стороны.

Во вторник главный редактор с растерянным лицом сам принес мне телефонную трубку: «С тобой опять хочет босс говорить!»

Федюшин неуверенно поздоровался и назвал себя, будто я мог его не узнать. Просто удивительно, как он запинался и с каким смущением выбирал слова.

Главное, что я услышал, — теперь он по гроб жизни обязан мне: я спас его единственного сына и он, Геннадий Ильич, уже очень скоро найдет способ меня достойно отблагодарить. Вот только немного освободится от проклятых дел и специально приедет в редакцию.

Я не знал, что сказать, поэтому сказал: «Спасибо».

Кому-то может показаться, что разговор с этим могущественным человеком, одним из самых богатых в нашей стране, подарил мне новые надежды или заставил чего-то с нетерпением ждать. Нетерпения точно не было. Но, по правде говоря, и надежда, и кое-какие ожидания в тот день появились — не буду скрывать.

Я был еще под впечатлением этого разговора, когда Алеша, дождавшись моего возвращения домой, подсунул мне принесенное из школы письмо, в котором строго напоминалось, что, согласно решению родительского комитета, не позже чем в недельный срок нужно сдать в школу двенадцать тысяч рублей. В том числе шесть тысяч на ремонт кабинета обществознания, столько же на проведение праздника «Школьные годы чудесные!» и две тысячи — на цветы для Инны Захаровны Стриж. Я спросил, кто такая Инна Захаровна, но Алеша затруднился ответить. Жена Лариса вдруг пожаловалась, что лично ей никто никогда не дарил цветов сразу на две тысячи рублей. Я считаю, она это не к месту сказала.

К сожалению, наши отношения с женой в последнее время стали похожи на частично затонувший корабль, который не может полностью утонуть просто из-за того, что сидит на мели. Мы почти не разговариваем друг с другом, только обмениваемся короткими дежурными репликами на бытовые темы. О том, что с апреля не заплачено за электричество, что в магазине «Пятерочка» растворимый кофе дешевле на сорок шесть рублей или что в этот раз прислали подозрительно большой телефонный счет.

Раньше мы охотно общались на любые темы, даже спорили иногда о политике. Лариса, например, по разным поводам восклицала: «Да что ж это у нас за страна такая ненормальная?!» Я ей тогда отвечал, что страна у нас, в общем, нормальная, но с очень сложной, зато и великой историей. У Ларисы это вызывало только раздражение и сарказм. По ее словам, она предпочла бы что-нибудь менее великое, но более человечное и удобное для жизни.

Еще не так давно мы с Ларисой были, можно сказать, пылкими возлюбленными. Мы то ревновали и ссорились, то устраивали счастливые безумства в самый неподходящий момент. Потом это как-то само собой кончилось и мне стало казаться, что сильные чувства из наших семейных отношений ушли — надо привыкать жить спокойно и разумно, как большинство взрослых людей. И тем острее меня поразил эпизод с вазой, случившийся в конце весны. Эту вазу из простого, бесцветного стекла я купил после того, как Лариса в очередной раз заметила, что ей некуда ставить цветы на высоких стеблях, которые дарят на дни рождения или Восьмого марта. Даже не знаю, что мою жену больше порадовало: новая ваза или охапка белых хризантем, не приуроченных ни к какому специальному дню. А в мае, воскресным утром, делая уборку, Лариса уронила вазу и она раскололась на четыре или пять острых длинных кусков. Алеша даже закричал: «О-о, круто! Как кинжалы!»