Дон Делилло - Космополис

Он отошел от стены и повернулся, разместившись непосредственно перед дверью. А потом пнул ее, пяткой вперед. Она открылась сразу.

Вошел он, стреляя. Не целясь и стреляя. Просто палил. Пускай предъявится.

Стен не было. Это первое, что он увидел в шатком свете. Он смотрел в порядочного объема пространство, всюду заваленное стенным мусором. Попробовал засечь объект. Драная тахта, никем не занятая, поблизости — велотренажер. Он увидел тяжелый металлический стол, винтажно-линкорский, весь в бумагах. Увидел остатки кухни и ванной — там, где раньше стояли главные приспособления, теперь грубо зияли пустоты. Оранжевая кабинка мобильного туалета со стройплощадки, высотой футов семь, вся закопченная и мятая. Увидел кофейный столик с незажженной свечой в блюдце, а вокруг боевого пистолета «Мк.23», [31] «Мк.23» — модель пистолета немецкой оружейной фирмы «Хеклер-унд-Кох», разработанная в начале 1990-х гг. для Командования сил спецопераций США, принят на вооружение в 1996 г. матовой отделки, общей длиной девять с половиной дюймов, снабженного лазерным целеуказателем, раскатился десяток монет.

Дверь туалета открылась, вышел мужчина. Эрик снова выстрелил — безразлично, его отвлекла наружность человека. Босиком, в джинсах и футболке, голова и плечи в банном полотенце — оно наброшено на манер талита.

— Что вы здесь делаете?

— Вопрос не в этом. На вопрос, — сказал Эрик, — отвечать вам. Зачем вы хотите меня убить?

— Нет, и не в этом вопрос. Он для вопроса слишком легкий. Я хочу вас убить, чтобы посчитаться за кое-что в своей жизни. Видите, как просто?

Он подошел к столу и взял оружие. После чего сел на тахту, сгорбившись, подался вперед, чуть весь не потерялся под своим банным покровом.

— Вы не склонны к размышлениям. Я сознательно живу в голове, — сказал он. — Дайте сигарету.

— Дайте выпить.

— Вы меня узнаете?

Он был щупл и небрит, с таким внушительным оружием в руках смотрелся нелепо. Пистолет затмевал его, несмотря на драму полотенца на голове.

— Я вас не очень вижу.

— Сядьте. Поговорим.

Эрику не хотелось садиться на велотренажер. Конфронтация тогда выродится в фарс. Он увидел литой пластмассовый стул, конторский, и перенес к кофейному столику.

— Да, я бы не прочь. Сесть и поговорить, — сказал он. — У меня был долгий день. Вещи, люди. Пора сделать философскую паузу. Поразмышлять, да.

Мужчина выстрелил в потолок. Его напугало. Не Эрика; второго, объект.

— Вы не знакомы с этим оружием. Я из него стрелял. Это серьезное оружие. А вот это. — Он помахал револьвером. — Думаю устроить тир у себя в квартире.

— Почему не в конторе? Ставить к стенке и расстреливать.

— Вам же известна контора. Правильно? Вы бывали в конторе.

— Скажите мне, кто я, по-вашему.

От самого кошмара этой его нужды, от его раболепного ожидания стало ясно — следующее слово Эрика или слово за ним могут стать для него последними. Они смотрели друг на друга поверх столика. Ему почти не пришло в голову, что можно выстрелить первым. Не то чтобы он помнил, остался ли в барабане хоть один патрон.

Он сказал:

— Не знаю. А вы кто?

Мужчина снял полотенце с головы. Для Эрика это ничего не значило. Открылся высокий лоб. Он увидел разреженные волосы, висят немытыми ленточками, тонкие и вялые.

— Может, имя бы сообщили.

— Вы не знаете моего имени.

— Имена я знаю больше лиц. Скажите имя.

— Бенно Левин.

— Липовое.

Мужчину это огорошило.

— Липовое. Фальшивка.

Он смешался и смутился.

— Фальшивка. Ненастоящее. Но мне кажется, я вас сейчас узнаю? Вы стояли у банкомата на улице где-то в районе полудня.

— Вы меня видели.

— Смутно знакомы. Не знаю, почему. Может, вы у меня когда-то работали. Ненавидите меня. Хотите меня убить. Прекрасно.

— Все в наших жизнях, вашей и моей, привело нас к этому мгновению.

— Прекрасно. Я бы сейчас не отказался от большого холодного пива.

Хотя объект был облезл, тощ, весь в пепле отчаяния, глаза его загорелись. От мысли, что Эрик его узнал, ему добавилось храбрости. Не столько узнал, сколько просто видел. Видел и протянул ниточку, слабенькую, через уличную толпу. В общем отчаянии этого человека она едва не потерялась — эта внимательность, не хищная, не смертоносная.

— Сколько вам лет? Мне интересно.

— Думаете, таких, как я, не бывает?

— Сколько?

— Мы бываем. Сорок один.

— Простое число.

— Но неинтересное. Или мне уже исполнилось сорок два, что вероятно, поскольку я не слежу, поскольку чего ради?