В общем, Женька, натерпелся я заслуженных страхов, но в конце концов привезли меня в Москву. В Москве подселили к друзьям Георгия Грибового. Сижу тут уже пятый день, ем пельмени и бутерброды, телевизор смотрю. Хозяева – семейная пара, мои ровесники, без детей. С бородатой таксой зато, из которой песок сыплется. Он вроде предприниматель, она у него бухгалтер. Оба грибовитые. Суют мне литературу, гудят без конца про то, как Георгий станет президентом и отменит смерть. На улицу меня днём боятся выпускать, но письма дают писать, по крайней мере. На днях предстоит встреча с Грибовым. Морально готовлюсь.
Это всё пока, Женька. Обнимаю.
ж»
Олег, естественно, узнал о письме вечером, вернувшись с работы. Борис успел прийти и уйти днём; переобсуждение, судя по всему, состоялось тогда же. Олег спросил, что решили, но Женя пропустила его вопрос мимо ушей и сразу завела речь о Жуке. Пересказывая письмо, она много смеялась. На некоторых подробностях даже повизгивала от восторга. Олег внимательно выслушал. Приключения Жука впечатлили его, но не сбили с мысли. Он отобрал у Жени бутылку, вылил остатки мартини в раковину и потребовал отдать ему все деньги, которые у неё есть.
Женя поводила головой и сказала, что у неё больше нет. Мартини поглотило последние средства. Олег не поверил ей, но требование повторять не стал. Он ушёл в свою комнату и до утра хранил одностороннее молчание.
Женя умолкла в одиннадцатом часу, в разгар собственных рассуждений о том, что теперь, когда приобретены знания, набран опыт и набита рука, рассказ про Александрийскую библиотеку надо бы написать заново. А впрочем, кому это интересно, зевнула она и, свернувшись в клубок, заснула на полу комнаты Олега. Через десять минут Олег заставил себя оторвать глаза от её лица. Попытался бережно перенести клубок в другую комнату. Бережно не получилось, особенно во втором дверном проёме, но Женя не проснулась.
Утром она молча отдала ему две тысячи триста сорок рублей с копейками. Олег засунул деньги в хронически пустовавшее Неприкосновенное Отделение бумажника, и употребление алкоголя в его квартире прекратилось. Вместе с ним прекратилось общение с Женей. Она стала безвылазно сидеть в своей комнате, за закрытой дверью, лишь пару раз за вечер показываясь на кухне, чтобы налить себе чая. Нервное ожидание на её лице чередовалось только с усталостью, иногда брезгливой.
Олега мутило от гремучей смеси неловкости, влюблённости, раздражения и бессилия. Каждое из этих неудобных чувств подпитывало остальные. Они дружно разбухали, разъедали внутренности и отбивали всякое желание просыпаться утром и возвращаться с работы вечером.
Так прошла вся рабочая неделя. В субботу, за два дня до вылета, Олег поехал в условленное место получать контейнер с образцами.
Место находилось на трамвайной остановке при въезде на Светлановскую площадь. Олег добрался до остановки ровно в условленные десять часов утра и, присев на скамейку, стал смотреть на проезжавший мимо транспорт.
Светило запылённое солнце. День обещал быть майским.
Трамваи приходили и уходили, по-субботнему пустые и романтичные. Из седьмого по счёту вывалился небритый молодой человек с раздутым старинным портфелем в руке. Дед Олега ходил с похожим портфелем за водкой в магазин «Рябинушка» в конце 70-х – начале 80-х гг. В семье портфель называли «крокодиловым».
Молодой человек имел круглое лицо, смотрел большими глазами сквозь мощные очки и выглядел слегка не от мира сего. Однако он не был Борисом. Кем он был, Олег так и не узнал. Молодой человек не представился.
- Вы Олег? – спросил он.
- Да, – Олег привстал со скамейки.
Молодой человек кивнул, крепко пожал Олегу руку, вручил крокодиловый портфель и пожелал удачи. Затем, не дожидаясь какой-либо реакции со стороны Олега, сиганул через дорогу – на красный свет – и стремительно удалился за ближайший угол.
Олег взвесил портфель в руке. Вес брутто составлял не менее пяти килограммов.
Олег потянулся за телефоном, чтобы наорать на Катю или Бориса, но правденый гнев довольно быстро иссяк.
- Назвался груздём, – пояснил Олег самому себе.
Женя встретила его в прихожей. Ни говоря не слова, он протянул ей портфель и пошёл принимать душ. После сорокаминутного сидения на Светлановской площади ему казалось, что он не мылся трое суток.
- Всё на месте, – обрадовала его Женя, когда он вышел из ванной.
На кухонном столе лежали три прямоугольные коробки, завёрнутые в бородавчатый полиэтилен и крест-накрест перехваченные резинками. Размерами коробки не превышали средний роман серьёзного автора. Сквозь полиэтилен угадывались надписи чёрным маркером по синей пластмассе. Слева от коробок возвышалась стопка из четырёх компакт-дисков. Верхний, согласно обложке, являлся сборником Euro Dance 2003.
Читать дальше