Айрис Мердок - Монахини и солдаты

— Прекрасный был миг, когда ты вдруг появился из сумерек в тот, первый, день.

— Думаешь, он был пророческим? Но ведь ты приехала не для того, чтобы увидеть меня.

— И ты не хотел, чтобы я приезжала.

— Это было вечность назад. Мы пережили ночь. Перенесем ли день?

— Нам надо обдумать…

— Лучше не надо. Такого не могло бы случиться на Ибери-стрит.

— Не говори так.

— Представь, что я не взял бы тебя за руку.

— Ты признался, что не мог не сделать это.

— Но представь, что не взял бы.

— Но ты взял.

— Это оттого, что мы здесь.

— Вовсе необязательно оттого, что мы здесь.

— Потом у тебя наступит реакция, я стану тебе отвратителен, ты вдруг увидишь во мне…

— Нет…

— Ты еще в шоке, ты испытала потрясение. Люди в стрессовых ситуациях становятся сами не свои, им изменяет здравый смысл, может пригрезиться, что они влюблены. Под влиянием эмоций они строят иллюзии, совершают роковые ошибки.

— Там увидим.

— Я просто в ужасе.

Гертруда подалась к нему и легко похлопала по руке, как бы говоря: не увлекайся.

— Хорошо, — сказал Тим. Во рту у него стало сухо. — Там увидим. Но у меня такое чувство, что некий бог играет с нами в какую-то игру.

— Ты пытаешься превратить то, что произошло, во что-то другое.

— Но что произошло? Ты не говоришь…

— Тим, я не знаю, что сказать. Но я уверена…

— Извини, откуда в тебе эта готовность ко всему? Я лишь имею в виду, что это так ненадежно, так нереально. Всего этого могло не произойти. Ты еще можешь все перечеркнуть, просто сказав: давай больше не будем говорить об этом, и — прощай.

— Но я не говорю!

— Мне следует быть благодарным, я уже благодарен. Но, дорогая, мы — спим и проснемся. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Тим, перестань, не повторяйся.

— Удивительно! Только сейчас вспомнил.

— О чем?

— В тот день, когда ты купалась в озерце, — кажется, сто лет прошло, — я уснул, сам не знаю как, и мне снился сон, который, проснувшись, не мог вспомнить; так вот, мне снилось, что я обнимаю тебя. Это доказательство.

— Доказательство чего?

— Что здесь, в этом месте, в этом пейзаже что-то есть. Мы с тобой околдованы. Но когда уедем отсюда, чары спадут. Ты увидишь, что я дурак с ослиными ушами. [96] …дурак с ослиными ушами. — Аллюзия на сцену из пьесы У. Шекспира «Сон в летнюю ночь»: царица фей Титания, освобожденная от чар, понимает, что была влюблена в осла. Гертруда, ты обманываешь себя, ты не можешь любить меня, я необразован, неумен, никудышный художник, лысею вот…

— Тим, не надо все разрушать. С нами кое-что произошло. Можешь ты на какое-то время просто подчиниться этому чувству, чтобы проверить его?

— Ты такая храбрая! Знаю, если потеряю то, что возникло между нами, умру. Прежде я существовал без этого, но теперь, когда оно есть, если оно есть…

— Тим, я не спрашивала, может, в этом и нет необходимости, я только хочу быть уверенной: у тебя есть кто-нибудь… девушка… или…

Обычно ложь соскакивала с губ Тима так быстро, что он не успевал сообразить, что лжет. Сейчас он секунду колебался, прежде чем ответить.

— Нет. Никого в этом роде в моей жизни нет.

— Я рада.

А не следовало бы ему сказать о Дейзи? — засомневался Тим. Нет, лучше не говорить, а то как он объяснит ей отношения с Дейзи, это тут же произведет неблагоприятное впечатление и все испортит. Нельзя упоминать о Дейзи, иначе Гертруде покажется важным то, что на самом деле неважно. По сути, они с Дейзи давным-давно разошлись, это не настоящие отношения. Кроме того, произошедшее между ним и Гертрудой может оказаться сном, и пока нет необходимости решать, что говорить, а что нет.

— Гертруда, я ужасный лгун… — сказал он.

— Ты имеешь в виду?..

— Я солгал, что знаю французский, на самом деле я его не знаю.

— Хорошо, что признался. Я немного научу тебя…

— Не научишь. Нас здесь не будет. Нас не будет и на Ибери-стрит. Нам некуда податься, мы просто не существуем. Мы не можем быть вместе, как это могут реальные люди. Гертруда, я не реальный человек, не полагайся на меня.

— Я сделаю тебя реальным. Надо подождать и посмотреть, что будет, а до тех пор верить друг в друга. Делать нечего, придется.

— О господи! А что мы будем делать, пока ждем?

Тим Рид проснулся. Блаженное ощущение разливалось по телу. Он был наг, влажен от пота. Кругом стояла тишина. Он вдохнул всей грудью и дышать было блаженством. Такого счастья он никогда не испытывал, сказал он себе, никогда в жизни. Ему так хорошо, он такой тяжелый, горячий, влажный, расслабленный. Он действительно существует, и это так приятно.