Айрис Мердок - Монахини и солдаты

В Древнем мире люди исследовали этот парадокс посредством мифа, который верно был назван примитивной формой психологии; миф изображает неуловимый внутренний мир души в своих историях о смерти и воскрешении, о сошествии героев в царство мертвых, чтобы обрести новую жизнь и прозрение. Однако Айрис Мердок не пользуется архаическими символами: в ее романе нет ни лабиринтов, ни чудовищ, ни древних времен. Она пишет современный миф, действие которого происходит в богатом Лондоне наших дней. И солдат, и монахиня в этом романе, которые оба присутствуют у смертного одра Гая Опеншоу, целиком вовлечены в обычную, гражданско-мирскую жизнь. Питер Щепаньский, польский изгнанник, известный своим друзьям как Граф, — не военный, но он чувствует, что личная судьба сделала его участником безнадежного сражения за свою родину. У него нет иллюзий относительно Польши последних лет холодной войны (когда разворачивается действие романа), однако же он, несмотря ни на что, убежден, что у его страны «высокое предназначение, что ее стремление к свободе личности и духа невозможно подавить». Он чувствует, что, как поляк, состоит в рядах тех, кто повсюду борется против угнетения, не думая о собственной безопасности: «после своей короткой и, казалось бы, бесполезной борьбы за свободу и достоинство они медленно умирали в безвестности». В реальной жизни Граф всего лишь чиновник, но его выделяет вера в то, что он примет участие в этой героической битве. Это сказывается на его манере держаться, например прищелкивать каблуками, и определяет его нравственное поведение. Он знает, «что не был джентльменом-волонтером армии нравственного закона… В воображении он стоял на посту, неподвижный, с каменным лицом, как солдаты у могилы Неизвестного солдата в Варшаве». Духовно Граф стоит на посту, но у пустоты, потому что Польша, существующая в его воображении, была уничтожена в результате ужасных событий двадцатого столетия, которые постоянно видятся ему ночами в его одинокой квартире.

Анна Кевидж, с другой стороны, была монахиней в закрытом католическом монастыре, но к тому моменту, когда начинается роман, покидает обитель. Она тоже оказывается перед пустотой. Многие годы жизнь в монастыре была наполнена для нее высоким смыслом, но постепенно ее вера в персонифицированного христианского Бога угасла. Тем не менее она не может отказаться от идеала. Она намеревается жить в миру как тайная монахиня, отшельница, «соглядатай несуществующего Бога». Анна открывает для себя то, что теологи называют Богом вне Бога. В определенный момент мистики во всех религиях понимают, что их традиционные мифы и доктрины — всего лишь продукт человеческого творчества и просто «указывают» на трансцендентное, которое невозможно выразить обычными словами и понятиями. Они часто называют это трансцендентное измерение опыта — «Ничто», потому что оно никак не соотносится ни с кем и ни с чем, содержащимся в привычном смысле этих слов. Оно не является «иным существом», настаивают они; о нем нельзя даже сказать, что оно существует, потому что наше представление о «существовании» слишком ограниченно, чтобы полагаться на него. Это Ничто и есть, по сути, цель мистического поиска. Как пояснял умозритель Майстер Экхарт в четырнадцатом веке: «Какую же лучшую и более драгоценную жертву, ради Него, могли бы принести Богу, как не Его Самого!» [1] …«Какую же лучшую и более драгоценную жертву, ради Него, могли бы принести Богу, как не Его Самого!» — Фраза из проповеди Майстера Экхарта «Сильна, как смерть, любовь». Иоганн Майстер (мастер, учитель) Экхарт (1260–1327) — немецкий схоласт и философ-мистик. Многие философские формулы, принадлежащие Экхарту, пророчески выразили современные ему и будущие нравственно-мировоззренческие выборы человека. Теперь Анна ощупью идет мимо Бога традиционной религии к этой Пустоте. Когда ей является Христос, это Христос-буддист, который говорит, что не может спасти ее: она сама должна спасти себя и найти собственные ответы. Анна решает ни за что не возвращаться к той заурядной жизни, что вела до поступления в монастырь. Она еще порывается погрузиться в полное забвение, подобно тому как однажды рискованно ныряет в море. Теперь она понимает, что должна быть «одна… не строить планов, не заглядывать вперед, бесприютной и незаметной, скиталицей, никем».

Не всякий, однако, способен на подобного рода самоотречение. И все же все мы нуждаемся в избавлении от страха смерти и от подозрения, что жизнь, по существу, не имеет смысла. Все мы ищем экстаза и опыта, которые позволяют преодолеть границы своего «я». Если мы не находим этого в традиционной религии, то обращаемся к искусству, той или иной музыке, танцам, сексу, спорту или даже к наркотикам. Этот поиск некой формы трансцендентного — основа нашего состояния. Айрис Мердок — одна из немногих современных романистов, которые серьезно относятся к нему. Она не пугается тем, часто отвергаемых секулярными интеллектуалами как «религиозные». Но вместо того чтобы описывать традиционную веру, она говорит о духовности повседневной жизни, показывая нечто в человеческом опыте, что лежит за мифами и практиками, которые все большим числом людей воспринимаются как обесцененные и непостижимые.