Посыльный был хорошо знаком офицеру, так как то был его ординарцем в автороте, которой он командовал по долгу службы. Сержант по секрету доложил, что причина вызова явно не ординарная, так как полковник прибывает в неописуемой ярости и видимо дело совсем не шуточное.
Женя мгновенно забыл о восхитительной немке и поспешил домой, чтобы привести себя в порядок после утренней зарядки, перед встречи с разъяренным командиром. Наташа его встретила не добро, после серии скандалов последних недель. «Добрые» жены сослуживцев поделились с ней новыми слухами в гарнизоне сразу в первый же день ее приезда от родителей с Дона. Эмма стала «притчей во языцах» не смотря на принятые меры Жени по сокрытию их свиданий от посторонних глаз.
Осложнения обладают свойством приходить дружно, все сразу, как не прощенные на торжество гости, которые словно спешат испортить саму суть торжества своим неумным аппетитом и скандалами с уже присутствующими за столом гостями.
Не зная еще о том, что его вызывает не командир, а следователь КГБ, Женя не мог себе даже представить размеры надвигающейся на него катастрофы. Уже через четыре часа непрерывных допросов, он мечтал лишь об одном, чтобы его новым местом службы не были Соловецкие лагеря, на все остальное он был готов сразу после того, как понял в чем причина его бед.
Эмма имела паспорт гражданки Берлина, что было не так уж страшно для советского офицера, если бы там было указана его восточная часть. Но Эмма жила в Западном Берлине, а потому для всех советских людей автоматически превращалась в шпионку со всеми вытекающими последствиями для ее знакомых.
Через три дня, стоя на перроне вокзала в Потсдаме, Женя влюблено смотрел на Наташу, которая для него была уж не женой, а волшебницей из доброй сказки. Вдыхая аромат весеннего Потсдама в последний раз, он был несказанно счастлив оттого, что едет не в спецвагоне под конвоем на родину, а купе обычного вагона. И новое место службы в его предписание указано далеко от страшных островов и совсем близко к дому, в городке, где поселился после войны отец со своей новой семьей. И на службу он сможет ездить из Питерской квартиры.
Просто чудо сотворила эта казачка с Дона за двое суток. Она умудрилась все перевернуть вверх ногами. И теперь он уже не «враг народа советского», а всего лишь юная жертва в руках зловещих командиров, предавших свою родину и офицерскую честь. Это они вошли в сговор с шпионкой из Западного Берлина и растлили молодого офицера, чуть не разрушив прочную советскую семью. И только проницательная Наташа своевременно разоблачила их козни и спасла не только репутацию своего мужа, но и всю страну от провокации западных спецслужб.
Поезд тронулся, и Женя встал у открытого окна в коридоре вагона, чтобы не упустить ничего, чем сможет насладиться в последние 24 часа своего пребывания в такой близкой его сердцу стране. Он закрыл глаза и подставил лицо струе свежего ветра из вагонного окна, которая вместе со свежестью вечера и запахами осени, принесла ему ее запах. Для него этот запах стал запахом женского желания, запахом влечения и страсти, сладким ароматом удовлетворения и наслаждения, запахом волшебных чувств, символом сексуальности и свободы белокурой немки.
Сознание вернуло его в мир сладких грез, спрятавшись за закрытыми веками его глаз от посторонних пытливых чужих взоров, которое намеренно отключило его слух от звуков вагона. Тех звуков, в которых на фоне стука колес, главную партию исполнял раздраженный голос Наташи. Она словно треснувшая пластинка на патефоне, по которой скользила и подпрыгивала игла на трещине, возвращала слушателя в одно и то же место, одержимо повторяла свою партию раз за разом в одном и том же исполнении, не меняя интонаций и тембра голоса. Еще минуту назад ему нестерпимо хотелось что-то сделать: снять испорченную пластинку с патефона, переставить иглу за трещину на ней, остановить, разбить, выбросить в окно – сделать что угодно, лишь бы остановить звук ее голоса.
Но теперь, прилетевший запах своим ароматом поднял в сознание из памяти ту, ради которой ему было ничего не жаль: ни офицерской карьеры, ни женщины, подарившей ему сына, ни родины его прадеда, с которой он прощался теперь уже навсегда. Эмма. Короткое слово поглотило это все и стало для него дороже всех благ и сокровищ. Мысленно повторяя в памяти ее имя, он словно вновь держал пальцами отвердевший сосок ее груди, и погружался в сладкую нирвану нежности и желания вместе с ее телом. Тем телом, которое каждой самой маленькой своей мышцей отзывалось на его желание, подобно клавише органа, создавая разные по звучанию и мощи звуки, способные оживать все древние фрески на стенах старого костела.
Читать дальше