Уилл Селф - Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков

Автостопщик стоял одной ногой на недавно положенном тротуаре, другой - на мокром асфальте дороги. Его рюкзак снова был за спиной, его пончо вздымал ветер: спинакер одинокой яхты в гонке вокруг жизни.

Билл наклонился и сказал сквозь опущенное пассажирское окно:

— А насчет бабок не беспокойся. Надеюсь, пара фунтов останется — тебе понадобится масло для сегодняшней гонки...

Билл услышал, как Марк попытался ответить что- то на этот последний укол, но большой седан уже ехал, и короткопалая рука уже поворачивала руль, и покрасневшие глаза уже проверяли зеркала и спидометр, и уставшие уши уже прислушивались к биению басов.

В зеркале заднего вида Билл увидел, как Марк поправил рюкзак и направился к станции. Только когда он уже был на М74 и быстро ехал на юг, Билл задумался, что бы мог пытаться сказать ему автостопщик.

Еда? Да кому она нужна. От нее только срешь больше во время этих сидячих миграций. Лучше даже не заморачиваться. И о сне лучше тоже не думать. Плакаты, проскакивающие на уже размытой периферии зрения:

О...Т...Д...О...Х...Н...И...

У..С...Т...А...Л...О...С...Т...Ь У..Б...И...В...А...Е...Т.

Да и каким был бы этот отдых? Билл уже это пробовал — лежа на руле, подобно человеческому мешку безопасности, на стоянке какой-то одинокой заправки. Или в «Велкомд Инн» — семь часов ворочанья на тонких одеялах, затем заварка чая на морозном рассвете, перестановка индивидуальных стаканчиков пастеризованного молока на узкой полке, чтобы затем надеть брюки и куртку и снова сесть за руль.

Нет, никаких остановок — и так уже была незапланированная остановка у миссис Макрей. Но этого и следовало ожидать... к моменту, когда паром «Ола» добрался до Скрабстера, было уже одиннадцать... и не было никакого смысла гнать дальше с этой дикой головной болью... или этой дикой дрожью в руках. Возможно, у него уже возникла дикая дрожь в руках? Билл оторвал одну руку от руля и посмотрел на нее, следя за ее уровнем по сравнению с горизонтом лобового стекла, который за время этих манипуляций успел проглотить сотню метров дороги и кусок склона. Нет, никакой особенной дрожи. Билл пошарил в кармане куртки в поисках еще пары таблеток «про-плюс». Прикурил еще одну сигарету. Нажал на газ, обгоняя грузовик, подрезая фургон в скоростном ряду, разгоняя большую машину до девяноста пяти, почти вплотную прижимаясь к разделительному барьеру. Танцуя, виляя.

Биллу нравился этот отрезок. Скользнуть прочь от Глазго и громыхая нестись к Клайдсдейлу, с закатным солнцем, заглядывающим через плечо, и с открывающимися на юго-западе холмами Эттрикского леса. Так же это был путь в еще одну глушь — Шотландские границы, и было вполне уместно, что ночь здесь должна была встретиться со днем.

Но господи, как же Билл устал! С того момента, как он высадил автостопщика в Мазервелле, вернул его в пучину анонимности, он чувствовал себя не в своей тарелке. Не стоило подбирать автостопщика. Уж он-то точно не оценил этого жеста. Нет, не жеста — настоящего акта альтруизма . Или же автостопщик слишком хорошо его просчитал? Он не был настолько глуп. Он действительно был глубоко оскорблен расспросами и решил не сообщать ни капли правды — навешал Биллу лапши на уши. «Глубоко оскорблен»! Что за кретинское выражение. Билл посмеялся над этой глупостью, а затем постарался проехать еще немного на собственном чувстве юмора. Попытался представить, что он весел и под кайфом. Не получилось.

Тьма поднималась с дороги; на западе она сочилась из долин. Билл включил фары на полную мощность. Мне будет уютно в моем маленьком туннельчике, пошутил он. Он остановился у миссис Макрей, потому что спивается. По большому счету, он отправился в Оркни на этот раз, потому что спивается. Ему не нравится временно замещать других — но ни на какую другую работу он не способен. Уже не способен. Он знал, что глубоко оскорбило его — сам Билл. Его глубоко оскорбляла активная живучесть его ногтей. Они продолжали расти несмотря ни на что. Даже сейчас, на каждом бледном пальце, обнимающем руль, располагался крохотный полумесяц новой жизни... и новой грязи. Только что-то крайне тупое, вроде ногтей, может продолжать жить в таких адских условиях. Взять, к примеру, кожу. Взять кожу на лодыжках Билла — как он и делал. Билл чесал, дергал и даже гладил изъязвленную кожу лодыжек, и в награду она щедро гноилась. Вот вам кожа — очень умная вещь. Не растет после смерти, не то что волосы или ногти.

У автостопщика эта информация была закодирована в самом его болезненном, измученном алкоголем теле. В этом они были схожи - и, возможно, во многом другом тоже. Билл подумал, каким удобным, каким надежным было его отрицание собственных проблем с алкоголем — словно удобный передвижной бастион, который он мог поставить перед любым из темных коридоров, ведущих прочь из самосознания. Этот автостопщик... Не стоило Биллу его подбирать. Он нарушил ритм путешествия; из-за него Билл опоздал. Он напортачил с бастионами. Ха! Опоздал на собственные похороны. Нет — на собственную кремацию. На Хуплейн, напротив магазина «Экспресс дэри». В детстве Билл думал, что все умирают там, что всех сжигают там — в крематории «Голдерс Грин» — и их души растворяются в сером небе угольным дымом из кирпично-красной трубы. Теперь Билл знал, что все так и есть.