Уилл Селф - Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков

Филипп Уэстон взял один шарик, дал мальчику и сказал:

— Вот что, Хампи: если я дам тебе еще два шарика, - он слегка потряс подносом, - ты отдашь мне свой?

Казалось, ни секунды не размышляя над этим предложением, Хампи сунул шарик прямо в лицо психологу. Тот взял его, выбрал на подносе два других блестящих шарика и отдал их Хампи. Мальчик просиял от счастья. Филипп повернулся к родителям и заметил:

— Право, исключительная сообразительность для ребенка его возраста. — И он снова обратился к малышу: — Хампи, а если я дам тебе вот эти два шарика, ты отдашь мне взамен свои?

Хампи немного подумал, потом его синие как небо глазки засверкали от гнева. Лоб мальчика нахмурился, а пальчики крепко сжали два полученных шарика.

— Besserwessi! — запальчиво крикнул он. — Grundgesetz!

Надо отдать должное выдержке и профессионализму Филиппа Уэстона — он нисколько не был возмущен этой неразборчивой чепухой. Психолог спокойно повторил свой вопрос:

— Итак, Хампи, два твоих шарика на два моих. Что скажешь?

Хампи разжал кулачок и внимательно посмотрел на два честно заработанных синих шарика. Филипп выбрал два точно таких же блестящих шарика и протянул мальчику. Некоторое время оба участника сделки молчали, оценивая товар. Наконец Хампи принял решение. Он не спеша положил один шарик в боковой карманчик комбинезона, а второй - в нагрудный. И после этого с серьезным видом заявил психологу:

— Finanzausgleichgesetz , — затем аккуратно повернулся на пяточках и пошел дописывать каракули, от которых его оторвал психолог со своими вопросами.

Дэниэл Грин тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.

— Ну вот, Филипп, теперь вы понимаете — таково обычное поведение Хампи. Он все время говорит... как бы сказать... Ведь это полная галиматья, не так ли?

— Хммм... — Филипп выдержал длинную паузу, прежде чем ответить. — Я согласен, на первый взгляд его речь совершенно не поддается расшифровке, но я уверен, не все так просто. Хампи явно хочет до нас что- то донести, что-то такое, что мы должны, по его мнению, понять. Он говорит, явно имея что-то в виду... Не знаю, не знаю... - покачал головой психолог.

— В чем дело? — Мириам вся подалась вперед. Она старалась казаться спокойной, но страшная тревога была написана у нее на лице. — Что вы хотите сказать? Пожалуйста, ничего от нас не скрывайте.

— Возможно, это преждевременное заключение. Я впервые сталкиваюсь с подобным случаем. Пожалуй, будь я специалистом, рискнул бы предположить, что Хампи создал некий идиолект, то есть свой собственный язык общения. Как я уже говорил, его познавательные способности чрезвычайно высоки для ребенка такого возраста. Если вы не возражаете, я бы хотел выслушать мнение коллеги.

— Что это означает? — спросила Мириам. Она была явно напугана развитием событий, тогда как Дэниэл, напротив, был заинтересован и подался вперед, весь внимание.

— Видите ли, сейчас, по чистому совпадению, в нашей клинике находится с визитом профессор Грауэрхольц. Вам сказочно повезло. Он бывший директор клиники, которая теперь базируется при институте Беттельхайма в Чикаго, кроме того, он, по общему признанию, является лучшим специалистом по лингвистическо-когнитивным проблемам, как в Европе, так и в Штатах. Если он сейчас не занят, я попрошу его заглянуть к нам и перекинуться с Хампи парой слов. Надеюсь, вместе мы докопаемся до причин происхождения загадочного языка нашего героя. Вы согласны?

— Какова оценочная база объекта?

— Такая же, как обычно.

— А именно?

— А именно — у них был пакет незакрытых контрактов, а также основной фонд — номинально. Курс конвертации был один к одному, и эти средства находятся на условном депозите. Именно так, герр профессор.

— Да-да, конечно. Я в курсе. Я в курсе.

Дело шло к полудню, но Цвайерих чувствовал себя не намного лучше — скорее, наоборот. Он с трудом продрался через папку документов по «Ундервайгу» и теперь без особого энтузиазма обсуждал их со своим экспертом по капитализации, Хасселем. Слава богу, он вовремя попросил фрау Шеллинг отменить встречу с Боклином и Шиле.

— Неизвестное должно быть высказано.

— Что? — Хассель с любопытством смотрел на шефа. Цвайерих рассеянно отметил, что лоб у его собеседника имеет ярко-розовый цвет, у корней волос переходящий в белый. Прямо как ломтик ветчины, подумал профессор.

— Хм, я... Я говорил вслух? — Профессор судорожно пытался ухватить мысль за хвост. «Может, у меня и впрямь шарики за ролики?..» — Я хочу сказать, Хассель, что курс конвертации остается такой же глупостью, как в то время, когда Коль только предложил его. Это лишило нас шансов построить такую экономику, как нам хотелось бы. Это противоречило тогдашней Конституции, а также закону о перераспределении налогового бремени между немецкими землями.