Или пришлось бы, действительно, в последнюю ночь отдаваться ему, чтобы не быть должной. А я не могу. Поскольку очень я ценила этого человека как друга, но представить себя с ним в одной койке в качестве партнера — это увольте.
И не поехала.
А в Париж-то хочется. Поэтому я поднапряглась и накопила денег.
Дело было, спешу напомнить, в 1993 году.
Значит, так. Поехала я в Париж. Мужа у меня на тот момент не было, поэтому поехала я с мамой — лучший вариант спутницы. Ничего не просит, развлекается самостоятельно. Тур купили не очень дорогой, сопровождающей с нами в самолете не было, а должна она была нас ждать уже в аэропорту Шарль де Голль у тридцать четвертого выхода. Ну хорошо. Сели — полетели. А, надо сказать, посетить Париж было моей давнишней мечтой, хоть умирать я пока еще не собираюсь. Зато в школе изучала французский язык, и эта самая Тур Эйфель засела в моей голове прочно.
Да, небольшое отступление. Исполнение мечты не бывает простым, поэтому в самолете я почувствовала: поднимается температура, что на Рождество — самое то, а на губе плавно выпячивается простуда — впервые в жизни.
Прилетаем, встаем в очередь на паспортный контроль. Вижу — очередь как-то медленно двигается. Пошла смотреть, что такое; оказалось, на стойке нет заявки с резервацией отеля на нашу группу, и у народа начинают плавно отбирать паспорта, поскольку бюрократы французы еще те. А перспектива провести десять дней в аэропорту не радует ни разу. Мы с маман из очереди выплыли, и я даме-офицеру говорю (на ихнем, то есть, языке): «Дама, нас там у 34 выхода ждет гид, у нее подтверждение брони есть, может, пошлете туда кого?» Она мне культурненько так: «Фиг, у меня своих дел по горло».
Ну, отбежали мы в сторону. Налево, естественно, все левее, левее и добежали до полицейского участка. А там два ажана. Я им свою песню: «Мы — туристы из России… 34 выход… пожалуйста», а они мне: «Ой-вэй, мадемуазель, у нас тут два индуса с грузом анаши, нам не до вас, решайте ваши проблемы сами. И нечего так орать». Ну, в ближайший час я бегала по аэропорту, чувствуя, что температура поднимается в поднебесные высоты, а моя беда никому не интересна.
Потом, смотрю, мальчик молоденький у какого-то прохода мается. Бросаюсь я, натурально, ему на грудь и начинаю свою песню. И плачу, знаете ли, натуральной слезой. Одной, из левого глаза. Он испугался и говорит: «Я вас сейчас к начальнику аэропорта провожу, только вы ему не говорите, что это я». Соглашаюсь, конечно, и мы идем по каким-то коридорам. (Кстати, все предыдущее время я бегала не одна, за мной, как на собачьей свадьбе, бежала сворка туристов из нашей группы, причем одна бабулька постоянно восклицала: «Мадам травай!» Что она имела в виду, осталось невыясненным.)
Заходим в кабинет к начальнику, я с ходу бросаюсь всем телом на стойку, за которой он сидит, и на повышенных тонах начинаю объяснять ему вопрос. Этот единственный в Париже красивый мужчина молча меня выслушивает, поднимает трубку, выясняет подробности моего посещения полицейского участка и вызывает одного из ажанов в кабинет. Тот моментально является. Начальник аэропорта встает и страшным шепотом говорит: «Чтобы их здесь через пять минут не было». Первым моим подозрением было, что меня убьют. Но нет, ажан хватает меня за руку и, обивая все углы моим бренным телом, волочет меня к паспортному контролю. Через пять минут оказывается на свободе вся наша группа, а также какая-то американка, которая не говорит по-французски, а значит, почти немая, и две семьи консульских работников. А там гид (трам-татарам) в автобусе, которая хотела уехать, не дождавшись нас, и два ранее выскользнувших туриста, которые не дали ей это сделать.
Приехали в отель. Голова у меня болела страшно, но по-ихнему я заговорила. Кинулась к портье, попросила номер с видом на улицу и помчалась спать. Вечером пригласила маман прогуляться по улицам Парижа. Мы вышли, повернули, конечно, налево. Смотрим — темнота, тишина, мусор в зеленых пакетах по всей улице, негр какой-то мочится за углом. Потом мне захотелось винограда. Вижу, лоток на улице стоит, а за прилавком две личности подозрительной наружности. Купила я, значит, винограду, отошли мы на пять метров, вижу — надули меня, сдачу недодали. Что я делаю? Правильно, возвращаюсь и стыжу их почем зря. Они стыдятся, возвращают недоданное и дают шоколадку в извинение. Ну, погуляли-погуляли, вернулись в гостиницу. Хозяин отельчика, старый араб, обрадовался и говорит: «Девочки, вы когда гулять пойдете, не ходите налево, там баб русских воруют, вы направо ходите, там тепло и яблоки». Мы сказали — конечно, а про то, что налево мы уже были, говорить не стали.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу