Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки

Теперь опять посчитаем. Пятнадцать на первом этаже, на втором 5 + 3 + 3 + 2 = 13. Пятнадцать плюс тринадцать — это двадцать восемь. Но это опять не все. Склонная к романтике хозяйка организовала проживание молодежной компании из восьми человек в сарае — это двадцать восемь плюс восемь — тридцать шесть. И это только постоянный контингент.

Но к ночи наше количество увеличивалось. Предприимчивая Клавдия Петровна на ночь расставляла в саду раскладушки, отгораживала их друг от друга простынями и называла это мероприятие «Аллея любви». Ночующих под открытым небом было от одного до десяти за ночь.

Ладно, ночи в Крыму теплые. Им бы было, может, и здорово, если бы не коварный петух, который тихо-тихо, на цырлах, выдвигался из курятника, подкрадывался к спящему на раскладушке человеку, балансируя крыльями, устраивался на краю раскладушки и НАЧИНАЛ ОРАТЬ, СКОТИНА, В ПЯТЬ УТРА!!! Если проснувшийся в адреналиновом припадке человек пытался поймать наглую птицу и свернуть ей шею, петух рысью убегал за дом, ждал там перемен, а потом выходил и повторял издевательство над жертвой. Причем жертву он выбирал одну и издевался над ней до тех пор, пока отчаявшийся курортник не поднимался ни свет ни заря. И, может быть, к лучшему, потому что тогда ему не грозила участь быть затоптанным остальными тридцатью пятью отдыхающими, которые устремлялись поутру к сортиру. Кстати о сортирах — там постоянно были сломаны защелки, что придавало особую пикантность посещению этих заведений.

Клавдия Петровна была шалунья. Ах, как она рассказывала про снег, единожды, на ее памяти, выпавший и не сразу растаявший.

— А какого снеговика мы слепили! — умиленно вспоминала она. — С во-о-о-от такими синими яйцами! — И показывала руками величину снежных мудей.

Пошла я поутру на рынок. Проходя мимо Клавдии Петровны, поздоровалась, разговоры разговаривать не стала, поскольку торопилась — нужно было еще успеть на пляж. И только на обратном пути с рынка поняла, что на меня как-то странно посматривает народ. Оказалось, что, когда я проходила мимо хозяйки, она прицепила к моей юбке прищепку с веревочкой. Незаметно. К веревочке были привязаны перышки, фантики и тряпочки.

— А что — очень красиво! — хихикала она на мои возмущенные потрясания веревочкой у нее перед носом.

А потом она направила ко мне юношей в количестве трех штук, когда я мылась в бане. Уверила их, что баня совершенно свободна.

Конечно, мы были смущены все, поскольку времена были тогда гораздо более пуританские, чем сейчас.

— Ну-ну! — сказала я себе. — Мстя моя будет, может, и не страшна, но будет.

И заняла наблюдательную позицию на верху лестницы. И дождалась, когда Клавка сама пошла мыться. И, конечно, отправила к ней в баню одного из отдыхающих с «Аллеи любви». Ха! Она кричала так же громко, как смеялась надо мной.

А еще она по вечерам выносила баян и пела матерные частушки, развлекая отдыхающих.

В комнате у нее стоял огромный сейф, куда она складывала деньги, золото и паспорта отдыхающих. А не сдашь деньги и документы — она не сдаст тебе койку. Сейчас я понимаю — правильно, чтобы не потеряли важное, чтобы не ограбили вечером и чтобы хватило денег расплатиться за комнату. Народ-то был, в основном, молодой. Деньги она выдавала жильцам под роспись, несмотря на то, что это были их деньги.

А вы говорите — три звезды в Турции могут быть не комильфо.

Если вы думаете, что после попыток членовредительства мы с Ленкой никогда в жизни не разговаривали, — так нет. Остальной отпуск прошел хорошо. Она больше не пыталась делать из меня мамочку, я никуда не окунала ее лицом, она не метала ножи. Но больше мы в отпуск вместе не ездили никогда.

Мы сидели в беседке и играли. Сначала в преферанс, потом на гитаре. Нет, конечно, на гитаре играли не все, а только один представитель нашей замечательной компании. А вот пели все, потому что, хоть вокруг было и темно, хоть глаз коли, время еще позволяло.

А мы — это я, Ленка и замечательная компания студентов из Тулы.

Вечер пах магнолией и сортиром, дорога, идущая вдоль дома, была второстепенной, поэтому ни один даже самый замухрыжистый фонарь на ней не горел. Конечно, у каждого домовладельца висел осветительный прибор на воротах, но экономика должна быть экономной.

Круг света от лампочки, висящей посреди потолка беседки, охватывал метра два территории в диаметре, а потом проигрывал в борьбе с настоящей южной ночью. Поэтому и цикады вели себя совершенно разнузданно.