Сенаторов А. / Логвинов О. - Аскетская Россия - Хуже не будет!

– Ужасно спешу. Приходи завтра в редакцию, комната триста одиннадцать, там поговорим. Я убит водила.

– Что-что? Кто убит? Какой водила?

– Я говорю, зовут меня Убид, Убид Вмдила.

Тут его и след простыл. Хорошо хоть денег на рекламу не просят…

Следующим утром я направился в новую штаб-квартиру переехавшей редакции – общежитие Международного университета. На третьем этаже, где по логике должна быть комната триста одиннадцать, красовалась табличка, предупреждающая, что белым вход в местное гетто строго запрещен. Я принял это за чью-то невинную шутку, а зря: около триста седьмой комнаты мне предложили купить наркотики, а у триста девятой отняли часы и деньги. От дальнейших злоключений меня оградил вовремя появившийся Убид, который дал знак местным кидалам не распускать руки. Два африканских амбала тут же вытянулись по стойке смирно и отдали главному редактору мои вещи.

– Ты, брат, не обессудь, с этими черномазыми ухо востро держать надо. Совсем распоясались, чуть отвернешься, уже работают на чужой территории, – похлопал меня по плечу главред, когда мы оказались в заветной комнате триста одиннадцать.

Меня удивило, что, будучи ярким представителем темнокожей расы (простите за каламбур), Убид вел себя как вампир ку-клукс-клана или генерал армии южан времен Гражданской войны в США. То есть постоянно нападал на африканцев. Я решил осмотреться. Вы когда-нибудь бывали в общагах? Не общежитиях, а именно «общагах»? Моему взору предстали разбросанные обертки, встречавшие сиротливым лязгом пустые пивные банки, скрипучая кровать с висящим над ней засаленным постером «The Teechers». Плакату было явно больше трех лет, музыканты выглядели не избалованными славой. Вокалистка Е. Б. кокетливо улыбалась, как улыбаются девушки, намекая, что с ними можно познакомиться.

– Крутые они, да? – Убид, сыпавший в чашку растворимый кофе, уловил ход моих мыслей.

– Их ждет большое будущее!

– Оно уже пришло! «Teechers» добились популярности… Я бы тоже мог звездой стать, – эта фраза была произнесена с еще большим акцентом, чем остальные, – но приходится все силы тратить на… нейтрализацию этих папуасов. – Он сплюнул на пол.

Молча кивая, я продолжал изучать помещение редакции, интерьер дополнял полностью убитый ноутбук, стоящий на столе около кровати. В лучших традициях школьников эта ЭВМ была украшена эротическими вкладышами из жвачек. Убид продолжал: «Нет, ну мы в Москве живем или где? Черт-те что на улицах. В Гане цветных и того меньше. Загубят так Россию-матушку, ох, загубят. Мы русские – народ дружелюбный, выродки разные этим и пользуются».

Товарищ Вмдила все распространялся о нежной русской душе, но я думал о работе, которой тут не пахло. Зазвучавший вдруг какой-то мощный африканский бит заставил Убида вздрогнуть.

– Возьми трубку. – Он сунул мне телефон. – Это Джонни. Выясни, что там. Если нас закрывают, подмигни. Меня нет в любом случае.

– Аллё, а его нет, вышел. Когда будет? Трудно сказать. Что-нибудь случилось? Хорошо, я передам. Это… Это секретарь…

– Ну что? Все пропало?

– Да нет. Вас вызывают на совещание к какому-то Микки Гэ’ндону.

– Бить там вроде не должны.

Убид посмотрел на улицу сквозь небольшую щелку в жалюзи и шепотом продолжил:

– Мне надо ненадолго залечь на дно, могут нагрянуть ФСОшники с обыском. А ты пока съезди на тестовое задание. Оно очень серьезное: необходимо накатать большую статью о трудовом подвиге директора подмосковной маслобазы. Его бескорыстное служение не может оставаться незамеченным… Далее в таком духе. Он член политического бюро нашей партии «Аскеты России». Знакомство с ним может тебе пригодиться.

Эти слова оказались пророческими. Дальнейший разговор меня не интересовал, хотя речь шла о самой газете и том, что испытательный срок не оплачивается. Главное, я получил задание! Вот что меня радовало и волновало. Поблагодарив нового босса за доверие, я направился к выходу. «Эй, часы свои назад не хочешь? Возьму недорого!»

– Отец, я нашел работу! У меня получилось! Я же говорил, ведь так? – моему восхищению собой не было предела.

Изрядно проголодавшись, я лопал приготовленный мамой гороховый суп, как нектар жизни, и, казалось, мог бы съесть целого слона. Усталости не чувствовалось, напротив, мною овладевали самые положительные эмоции. Но папа, медленно и звучно размешивавший сахар, моего энтузиазма явно не разделял.