Джек Лондон - Белый Клык. Любовь к жизни. Путешествие на «Ослепительном»

Следующий рассказ «Бурый Волк» — как бы своеобразное продолжение или вариант судьбы «Белого Клыка». Владелец небольшой калифорнийской виллы — поэт Уолт Ирвин подобрал как-то полудикого пса, с необычным окрасом — он какой-то бурый. С большим трудом его удалось приручить, но пес то и дело срывался в бега и удирал в северном направлении. Беглеца несколько раз возвращали. Пес по кличке Волк стал любимцем семьи.

И вот по иронии судьбы, а скорее по случаю, который в художественном творчестве весьма важен, к собственной сестре — соседке Ирвинов — пожаловал прежний хозяин Волка, воспитавший когда-то щенка и привезший в Южную Америку из Аляски. Тут же его любимца и украли. Волк поначалу никак не мог разыскать своего хозяина.

И когда тот нашелся сам, без опаски приласкал это чудовище, Волк неожиданно залаял от восторга, он оказался действительно собакой по кличке Бурый.

Между старым и новыми хозяевами возник спор, кому отдать Бурого. У каждой стороны были свои права и свои преимущества. И Бурый — работяга, бывший вожак стаи, как человек, стал метаться в возбужденном состоянии, а затем и выть, бросаясь от одного хозяина к другому, уходящему в направлении к дому сестры. Это явно стрессовое состояние, как мы бы теперь сказали. С одной стороны, сытая, спокойная жизнь, а с другой, — холодная тундра, разбитые в кровь ноги, тяжелая работа в упряжке, голодное брюхо… И Бурый Волк, по-своему поблагодарив хозяев за заботу, все же выбрал свою родину и свою прежнюю жизнь, полную лишений. Он принял решение. Супруги сразу ощутили этот перелом. Это тоже своеобразная любовь к жизни, к той жизни, для которой каждое существо будто бы создано природой.

Пейзажные зарисовки в обоих рассказах — это прежде всего обстановка действия. За ними стоит и психология, и образ жизни, и сознание как человека, так и всякого живого существа, особенно из таких вот развитых, как собаки. Пусть большие желтые бабочки проносятся беззвучно в солнечном свете, пусть отмечают они своеобразие обстановки американского Юга, Волку теперь уже не до них, не интересуют его уже и прежние недавние хозяева.

Эскимосы тоже начинают приспосабливаться к изменившейся жизни («История Киша»). Действуя по старым правилам, житель Заполярья тринадцатилетний Киш, сын погибшего храброго отца и нищей вдовы, применил хитрость — он стал убивать белых медведей, обливая тюленьим жиром и замораживая китовый ус, который доставляет животному немало хлопот, расправляясь в его желудке. Соплеменники готовы уже обвинить везунчика в колдовстве, они выслеживают его на охоте, завидуют. Любовь к жизни в социальном окружении и в конкретном преломлении к человеческой личности — непростая штука. Но местные аборигены кое-что перенимают от белого человека, проявляют смекалку и сообразительность. Тут же их подстерегают всякие немыслимые в других культурах запреты, табу.

Интересен здесь и рассказ Чарлея Ситки, человека тертого, о том, как он сам едва не погиб, перевозя двух чудаков — мужчину и женщину за хорошие деньги по равнинам и рекам Аляски, которые непонятно ему, индейцу, чего хотели («Путь ложных солнц»). Кто может понять этих белых? Во имя какой-то собственной авантюры они рискуют и своей «любовью к жизни», и вовсе не считаются с правом на жизнь других.

Название рассказа выразительно: у индейцев счет времени определяется не днями, а периодами между рождением и умиранием великого светила.

Очевидно, опять-таки две разные культуры, даже притираясь одна к другой, никак не могут пока прийти к общему знаменателю. Такое происходит в отношениях англосаксов и с бывшими африканцами, и с индейцами, что явно расширяет рамки жизненного охвата самого события или факта, создавая неповторимую не только пейзажную, но и нравственно-психологическую ауру повествования, раздвигая рамки вечного конфликта.

Деталями жизни писателя насыщена повесть «Путешествие на „Ослепительном“», интересная еще и тем, что конфликт ее — некое противоречие между официальной школой с ее зубрилками и паиньками и широкой взрослой жизнью, в которой оказывается едва становящийся на ноги юноша — пятнадцатилетний капитан нового времени. Это немаловажная проблема такого повествования.

Автор как бы пытается дать ответ на вопрос о формировании американского национального характера и его стихийного носителя — человека рискованного, предприимчивого, умеющего постоять за себя, чему далеко не всегда может научить самая приличная общеобразовательная школа. Один круг ценностей противопоставляется другому. Между жизнью и культурой, работой и образованием часто ощутимый пробел, пропасть. Это и есть путеводная нить повести.