Канта Ибрагимов - Аврора

Тем не менее, первая защита назначена, и это при том, что не было, как он знает, никакой предварительной экспертизы, так сказать, предзащиты, хотя протокол заседания кафедры представлен. А предсе-датель совета вызвал Цанаева в свой кабинет и, дружески улыбаясь, сунул в руки конверт:

— Что это такое? — Цанаев заглянул — несколько знакомых купюр — евро. — За что?

— Твоя доля, за защиту.

Цанаев вспомнил Аврору, что-то сжалось в груди.

— А вы знаете, чей это в действительности труд, чей эксперимент?

— Гал Аладович, при чем тут это? Нынче все продается и покупается — рынок, дикий рынок.

— Знаете, что? — Цанаев положил конверт на стол. — Я был студентом, аспирантом, докторантом, профессором стал, и никто с меня копейки не попросил, и я не предлагал, и не было.

— Ну-у, конечно, — согласился председатель. — Тогда время было другое, а сейчас — деньги, деньги, деньги! Всюду деньги.

— А науки нет, — перебил Цанаев.

— Гал, время иное, а ты весь в долгах. Бери.

— До свидания, — ему деньги нужны, ой, как нужны. И Авроре нужны, раз все продает. Однако, есть принципы, которые он не преступит — в науке взятки невозможны, а иначе — это лженаука! А дилетанты за деньги остепеняются и такое творят: даже природа такого невежества не выносит… Да это лирика. А жизнь прозаична, и Цанаеву намекнули, раз он не вписывается в реформируемую научную стезю — время такое, то, может, и на защиту не придет, мол, приболел. А кворум есть — остальные взяли.

— Я буду на защите, — уперся Цанаев, он хочет, хотя бы так соприкоснуться с Авророй, ее трудами.

— Но ты ведь не будешь валить? Проголосуешь «за»? — спрашивает взволнованный председатель.

— Я всегда голосую «за», — отвечает Цанаев. — Слово не скажу.

Всю защиту он молчал. Зато его коллеги работу восхваляли. И было за что — какая мелодия формул и цифр! Какой у Авроры талант! А сколько труда?! А пожинает иной — молодой, холеный, импозантный и, видно, богатый.

И весь зал думал об одном: «Не дай, Бог, кто-нибудь элементарное спросит, хотя бы закон Ома или Ньютона, — хана». Но никто не спросил, наоборот, все наперебой твердили, что эта работа уровня докторской, гениальна, новизна!

А Цанаев сидит и думает: «Ну, понятно, что эти современные нувориши-дельцы-топменеджеры и политики валом «остепеняются», так сказать, хотят доказать всем, что и ум, и знания есть. Так это в политологии, экономике, юриспруденции, в крайнем случае — истории. Но зачем в физику лезть? Оказывается, очень актуально — на науку, в том числе и фундаментальную, государство стало выделять бешеные деньги — гранты, распределяющий чиновник специалистом должен быть, корочку иметь и не какого-то там экономиста-юриста, а физика-естественника — звучит всегда весомо!

Так почему же на такую работу не взять настоящего специалиста? Ну, может быть, он уже стар, пенсионер, на гослужбу не возьмут. Но ведь есть Аврора или другие ученые. Нет, это не государственный подход, не по-реформаторски, не современные реалии страны, где во главе уже какие-то новые экономические категории — «откат», «распил», «кидняк», которые так и ведут Россию к откату, распилу, в пропасть кинуть хотят.

Что за глупости? Зачем Цанаеву-физику об этой политике думать? Ведь он в этом не специалист и должен заниматься своим делом, тем более, что работа Авроры под фамилией Ломаева к предзащите подошла.

Казалось бы, никаких проблем нет, да за день до этого к Цанаеву явился встревоженный Ломаев:

— Гал, ты знаешь, с меня за защиту попросили денег. Мол, общеизвестно, что работа не моя, а деньги решают все.

— Сколько, кто? — изумился Цанаев.

— Ученый секретарь. Говорят, требуется тридцать, но, как своему, — скидка. Двадцать… Евро… Иначе ВАК [17] ВАК (по инт.) — высшая аттестационная комиссия. не пропустит.

— Что? — взбесился Цанаев.

Тут же направился не к ученому секретарю, а прямо к председателю.

— Вы что здесь творите?! Вы наше НИИ превратили в коммерческий киоск. Вы еще ценники повесьте… Как вам не стыдно! Вы ведь ученый!

— Время такое. Не заплатишь — не поедешь. И все знают, что Ломаев эти опыты не проводил.

— Ломаев не проводил, — согласился Цанаев, — но самое активное участие принимал, можно честно заявить, что он соавтор. И, в конце концов, он настоящий физик, ученый, наш сотрудник, в конце концов. И как можно о чем-то говорить, на фоне предыдущей защиты.

— Работа была прекрасной.

— Работа Таусовой прекрасна, — усмехнулся Цанаев. — А вот соискатель — ноль!