Канта Ибрагимов - Аврора

— Да-да, — обещал Цанаев. — Пить более не буду, — он и сам очень хотел бросить, страдал.

— Если так, то заключаем контракт.

— Брачный контракт? — доля шутки в этом вопросе.

Также отвечает и она:

— Только научно-деловой контракт.

По оформлению этого контракта в последующие дни они не раз посещали нотариальные конторы, бюро переводов, какие-то зарубежные представительства и даже посольство Норвегии.

Как обычно бывает в таких случаях, планировали все оформить за день, а ушло два-три дня. Да они не переживали, наоборот, боясь минуты расставания, особо не торопили события. С утра до позднего вечера они были вместе, мотались по Москве. Говорили только о делах и все больше и больше молчали, боясь высказать то, что на душе. И даже в аэропорту, когда Цанаев Аврору провожал, — последние ее слова:

— Я постараюсь в течение месяца выслать на ваш счет аванс.

Думал ли Цанаев о деньгах? Конечно, думал, еще как думал. Но гораздо больше думал об Авроре, хотя жесткий пресс житейских проблем, как удавка, не давал жить.

Цанаев не смог погасить очередной процент по кредиту, и начался судебный процесс, результат которого очевиден: их квартира, заложенная как гарант, должна быть выставлена на продажу.

Параллельно у Цанаева развивается еще один процесс — бракоразводный. Этот процесс отложен из-за судебного дела по кредиту, потому что при расторжении брака произойдет раздел оставшегося имущества.

Под гнетом этих проблем Цанаев вновь запил, и сам удивляется — позвонить в Норвегию денег нет, а на бутылку находит. Однако теперь он не пьет до беспамятства, — боится, и не того, что Авроре слово дал, а то, что она позвонит, когда он выпивши. Поэтому по вечерам он телефон отключал. А тут вроде мало выпил, — на работе банкет, и время прошло, а телефон он не отключил, а она позвонила и учуяла:

— Вы выпили?

— Нет-нет, ты что, Аврора!

— Вы выпивши, — жестко констатирует она.

— Чуть-чуть, день рождения у коллеги… Не мог же я отказать.

Долгая пауза — и она грустным голосом:

— Вы ведь слово дали… Ладно. Завтра я на ваш счет перечислю оговоренный в контракте аванс. Еще через неделю — оставшуюся сумму, и наш договор исчерпан. Прощайте.

— Ты что, Аврора! — крикнул он, но телефон уже отключен.

Он много раз ей звонил — бесполезно. На второй день он пошел в банк — денег нет, и на следующий — нет. И вдруг сорок тысяч евро! На его личном счете! Он в тот же день побежал в банк, где были взяты кредиты. У них была большая задолженность по квартплате, за коммунальные услуги, телефон и прочее. Он оплатил общежитие, а потом дня два-три обходил всех знакомых и друзей, все выяснял, кому он сколько должен и даже пытался больше положенного вернуть.

Когда он со всеми и за все расплатился, у него еще оставались деньги, как поступили еще — двадцать тысяч евро и письменное уведомление от Авроры:

«Контракт завершен. — И приписка: — Просьба. На эти деньги не пейте».

Он пил. Конечно не запоем, как раньше и не каждый день, и не так много, но пил. Пил потому, что слабо. Оставшуюся сумму, а это в рублях почти миллион, отдал жене, и теперь у них в семье вроде мир да любовь, и бракоразводный процесс закрыт, жена отозвала заявление. Пил от того, что слабо: науку совсем забросил и числится каким-то старшим научным сотрудником, получая гроши. А главное, пил от того, что слабо: данное Авроре слово не сдержал, а теперь без нее жить не может, всякими путями старается ее разыскать, восстановить контакт, так что даже несколько раз в посольстве Норвегии был. И дошло до того, что жена ему как-то хладнокровно заявила:

— Слушай, ты, хватит тебе этой Авророй грезить. Достал всех. Оставь ее в покое, не ищи ее.

— А откуда ты знаешь?

— Она звонила.

— Оставила телефон?

— Да кому ты, пьяница, нужен?

— Замолчи… Она мне для науки нужна.

— Знаем мы твою науку.

— А как я миллионы сделал?! Твои долги погасил.

— Хм, — усмехнулась жена, — я тоже об этом думала… То ли Аврора от тебя откупилась, то ли хотела купить… да товар гнилой.

— Замолчи!

— Не замолчу. От этой ведьмы что угодно можно ждать: то она в парандже, то как европейская леди.

— Как тебе не стыдно? Она столько близких похоронила, но не вечно ж ей траур носить.

— Ой-ой-ой, какой заботливый! Как он о ней печется! А она, небось, в Норвегии развлекается.

— Замолчи!

— Ты на меня не кричи! И рот не затыкай. Сохнешь по ней, езжай к ней, в свою Чечню или Норвегию.

«Боже», — осенило Цанаева.