Канта Ибрагимов - Аврора

Неизвестно почему, но Цанаеву это послание показалось если не признанием в любви, то существенным знаком взаимности. Он тут же ей перезвонил, и как будто не знает, в чем дело:

— Аврора, что случилось?

— Разве вы не поняли? Я получила.

— Что получила?

— Компенсацию… Огромное спасибо. Я так счастлива! Гал Аладович, вы мне дадите отпуск? Отца повезу на операцию.

— Ну, ты хоть дождись моего приезда. В институте и так работать некому.

— Разумеется. К тому же, мне еще справки и направление подготовить надо.

— Ты мне обстановку докладывай, — как обычно потребовал директор, а буквально пару дней спустя докладывала секретарь:

— Гал Аладович, ЧП! Здесь просто ужас!

— Что случилось? Что?

— Зачистка! Оцепили весь район. Все в масках. Нас не выпускают.

— А где Аврора? — почему-то спросил Цанаев.

— Ее увезли… Больше никого не взяли.

— Я вылетаю.

Всю дорогу он набирал Президента — недоступен. Цанаев знал, что Президент с рабочим визитом за рубежом. А иных вариантов не было, и Цанаев на ночь глядя вылетел в Минводы. Среди ночи, рискуя жизнью, — помогало удостоверение, или мзда, но он проехал на такси более десятка блокпостов, где правят подвыпившие контрактники, а вокруг института спокойствие — лампочка над входом мирно горит, лишь сторож-старик встревожено ответил:

— Ой, Гал Аладович, что здесь творилось. Ни чеченского, ни русского не понимают, в масках, нас всех лицом в грязь, даже женщин.

— А Аврора где?

— Ее забрали… Говорят, вроде, к вечеру ее отпустили. Прямо к дому привезли, но я ее не видел, — и шепотом: — Здесь Бидаев командовал. Он тоже в маске, рожу скрывал, но я его по голосу узнал.

— А что они искали?

— Говорят, здесь, в округе, а точнее, у Авроры, боевики были, — и вновь шепотом: — Вы ведь знаете, ее братья, — он здесь осекся.

А директор резко спросил:

— И что ее братья?

Старик опустил взгляд, потом в упор уставился на Цанаева, у него задрожал подбородок:

— Ее братья — къонахи! [8] Къонах (чеченск.) — витязь, благородный, аристократ. — и словно для того, чтобы это никто не оспорил, старик тут же направился в свою сторожку.

А усталый Цанаев, дабы более не рисковать, ночь на дворе, решил поспать на раскладушке Авроры. И от этой постели — смешанный запах, или вонь, химреагентов и, может быть, ее тела. И он не поймет, нравится ему или, наоборот, противен этот аромат. Он очень устал, но заснуть почему-то не может, как не ляжет — штыри в бок. И все время он думает об Авроре: где она? Какая спецслужба ее забрала? Неужели она в каком-то карцере, а может, допрашивают с пристрастием?.. И все-таки, с мучительной думой о ней, под самое утро он заснул. А когда проснулся, считая, что еще очень рано, он в одной майке направился в санузел, а тут она — в упор, резко развернулась, ушла.

Минут через двадцать он вызвал ее в кабинет:

— Слава Богу, ты жива. Рассказывай.

— Что рассказывать? — у нее под глазами синющие мешки, она усталая, как-то явно постарела.

— Что произошло? Тебя ведь, говорят, увезли.

Она опустила голову, молчит. Цанаев думал, что Аврора вот-вот заплачет, и тогда и ему, и ей стало бы полегче, но она вдруг уставилась на него, — то ли улыбается, то ли ухмыляется, словом, вновь на ней эта странная маска-улыбка.

— Говори, как есть, — стал раздражаться Цанаев, и не выдержав: — У тебя боевики были? Есть с ними связь?

Она выдержала паузу, изменилась в лице, став очень серьезной:

— Я вам уже говорила — связи с боевиками у меня нет.

— А говорят…

— Лучше я вам расскажу, — перебила Аврора директора. — Расскажу, как есть… Благодаря вам я полу-чила так называемую компенсацию. И буквально в ту же ночь к нам постучали — обросший, вооруженный молодой человек, называет имена всех моих братьев, с ними, мол, воевал, и просит помочь, боевикам на питание и медикаменты — пятьдесят тысяч.

— А он знал, что ты получила деньги? — спросил Цанаев.

— Намекнул.

— А откуда они знают?

— Не знаю. Но я подумала, — продолжает Аврора, — за своих родных и погибших дам милостыню, как закат [9] Закат (арабск.) — милостыня, одно из пяти обязательств в Исламе. — десять процентов, и дала ему восемьдесят тысяч.

— Восемьдесят тысяч? — удивился директор. — Так ты получила только половину компенсации?

— Да, только половину. Как мне объяснили, других вариантов не было, откат Москве и так далее. Впрочем, вы, да и все это знают.

У Цанаева в недовольстве сжались кулаки:

— А дальше что? — нервничает он.