Канта Ибрагимов - Аврора

— Потерпи, сейчас станет полегче.

В ногах у мужчины, на тех же нарах, двое мальчиков: старший с изуродованным шрамами лицом, и тело такое же кривое. Младшему годика три — плачет.

Еще одна женщина у дровяной печи, руки — в тесте, удивленно-испуганно уставилась на Цанаева.

— Гал Аладович? — выпрямилась Аврора, явно стушевалась. — Проходите, — хотя и проходить-то вроде некуда.

— Э-э, — Цанаев тоже замялся, не зная, как быть: от этой картины он потерял дар речи, понятно — война, и он одно лишь смог сказать. — Твои родные?

— Да. Мой отец. Ранен. Позвоночник. Мои племянники. А это невестка, их мать.

— Это ваш дом?

— Наш дом разбит… Одна ракета: и дом, и их всех накрыла, — говорит Аврора и, как ни странно, вновь на ее лице не печаль, а эта странная улыбка или ухмылка, словно маска, которая скрывает ее лицо; вот только глаза всю трагедию выдают. — Проходите. Может, чаю? — предлагает она.

— Нет, нет, я пойду, — еще что-то пробормотал Цанаев, и он даже не помнит, как обратно дошел до института, и на сей раз ему просто для утверждения самого себя захотелось, как и Аврора, перемахнуть через забор. Преграду он преодолел, вот только штаны распорол. Злясь на весь мир, после этого сидел в своем кабинете, никого не принимая, думая об увиденном, о своих детях и о племянниках Авроры и самой Авроре, как она после стука появилась, без спроса села и сразу:

— Может, я уволюсь? Деньги я верну. А то мои дела — вам проблема.

— Кстати, о делах, — очнулся Цанаев. — Какие дела у тебя со спецслужбой?

Словно от боли исказилось лицо Авроры, и она сразу же резко ответила:

— Никаких дел у меня со спецслужбами нет, не было и не будет.

— Как же! — Цанаев встал. — Я ведь видел утреннюю встречу.

Аврора тяжело вздохнула, опустила голову, молчала. А директор уже склонился над ней, будто допрашивает:

— А что ты кинула в машину этого фээсбешника, если не секрет?.. Хм, — он недобро ухмыльнулся. — Я подумал было, может, граната?

— Надо бы, — вдруг, жестко, не своим, а металлическим голосом ответила Аврора, поднимая голову и в упор глядя на директора: — А кинула ваши деньги.

— Три тысячи! — отпрянул Цанаев. — Зачем?

— Честно? — она отвела взгляд, надолго уставилась в окно, как раз в ту сторону был ее дом. — Может, вы знаете, мои братья воевали… Сейчас их нарекли НВФ — боевики-бандиты. Но они никого не грабили, не насиловали, на мой взгляд, Родину защищали… Теперь их нет. Остались отец и два ребенка — племянники. Вы их видели — инвалиды, — тут она надолго замолчала, а директор, думая, что Аврора вот-вот заплачет, потянулся было к графину с водой, но она так же жестко продолжила. — Этот усатый чекист-чеченец сообщил, что есть решение истребить всех Таусовых мужского рода.

— Детей? Инвалида? — вырвалось у Цанаева, и он сел от какого-то появившегося бессилия в ногах.

— Да, — продолжила Аврора. — И как спасение, потребовал выкуп.

— Три тысячи долларов?

— Вначале требовал десять… Сошлись на шести. Три я отдала. Еще три — ваши.

— Вот так торг! — выдал Цанаев. — Ужас!.. Я сообщу Главе.

— Прошу вас, — мягче стал голос Таусовой, — никому ничего не говорите. Не впутывайтесь в эту грязь.

— Да как так можно?! — вновь Цанаев встал.

— Пожалуйста, не говорите, — Аврора тоже встала. — Я думаю, все все знают. Ничего поделать не могут — для того и война.

— Да, — не смог не согласиться Цанаев, и тут же спросил: — А чей этот дом?

— Это дом русских. Моей знакомой, они сейчас в Москве.

Вновь наступила тягучая пауза, которую нарушила Аврора:

— Мне уволиться?

— Позови завхоза, — распорядился директор, и когда Аврора с ним вернулась, Цанаев обратился к завхозу. — По резиновой трубе от нашего института проведи газ в дом Авроры, тут недалеко.

— Это невозможно, — воспротивился завхоз, — это запрещено. Нас накажут. Гособъект…

— Замолчи, — жестко перебил директор, — бомбить можно, а газ инвалидам провести нельзя?! Выполняй приказ! А если не можешь, увольняйся… Постой! Еще и воду в их дом проведи: на все срок — три дня. Исполняй!

— Гал Аладович, неужели?.. — когда завхоз вышел, Аврора с широко раскрытыми глазами уставилась на директора. — Это нам?.. Как мне вас благодарить?

— Выйди на работу, дел много, — ответил Цанаев.

В институте, действительно, дел с годами все больше и больше. В Москве, в Российской академии наук, что финансирует деятельность НИИ, требуют науку. А какая наука может быть среди войны? Так, по гуманитарным отраслям кое-что есть, и то все местечкового формата, а по техническим, тем более естественным, наукам — почти полный провал, потому что отсутствует лабораторно-экспериментальная база, без оборудования опыты не проведешь. А как физик, Цанаев, в первую очередь, отвечает за естественные науки. Он просит в Москве деньги хотя бы на простейшее научное оборудование, а ему отвечают: у вас естественные науки не развиты.