Канта Ибрагимов - Дом проблем

— Постой, — остановил его Кныш. — Там еще два часа будут болтать, а вывод один: доллар лучше, чем серп и молот. И это правда, а если хочешь оспорить — вновь в нищете живи. Но у нас ныне «бабки» есть. Так что пошлем всех к чертям. Пошли в ресторан водку пить, икрой заедать. Вот наш выбор! А то жили в труде и в нужде, «Образцовый дом» содержали.

Огромная гостиница была закрыта на спецобслуживание, наверное, поэтому и ресторан был пуст. Ваха пить не любил, как говорится, только пригублял. Зато Кныш налегал за двоих, отчего вскоре у него совсем язык развязался. Говорили о прошедших выборах:

— Конечно, результат для меня неожиданный, — говорил Кныш, — хотя здесь, в Москве, это считают прогнозируемым. А ведь могло быть и хуже. Вдруг народ взял бы и выбрал Якубова. Кладовщик. Ты знаешь, какая дрянь? Да откуда тебе знать. Впрочем, Ваха, сынок его Асад похлеще отца. Вот это ты знаешь.

Мастаев ничего не ответил, только заерзал.

— А хочешь, я тебе кое-что про Марию скажу, — ехидно хихикая, вдруг объявил Кныш, пригвоздил к себе внимание собеседника и тогда продолжил, не торопясь: — Как известно, ты любил на телефонную будку залезать, в окно Дибировой заглядывать.

— В-в-всего т-т-три, — вспыхнул Ваха, — и не заглядывать, а цветы за музыку дарил.

— Не важно. В общем, Якубов Асад эту твою проделку хотел использовать. Зная, что Марию выдают за Бааева Альберта, он накануне позвонил ей и сказал, что ты залез на телефонную будку, а это заметил ее брат, Руслан, и теперь идет меж вами драка не на жизнь, а на смерть. Так Асад хотел наивную Марию выманить и умыкнуть. Это у него почти что получилось, — Мария выбежала на улицу в одном халате, но поскользнулась — был мороз, скользко. Остальное тебе, я думаю, известно.

— Откуда вы это знаете? Вы что, прослушиваете все?

— Мастаев, не задавай глупых вопросов. Лучше выпей, трезвым сейчас жить тяжело.

— Я пойду, устал.

Всю ночь Ваха не спал. Кныш растеребил еле заживающую рану.

Утром Мастаев хотел еще кое-что спросить у Кныша, но его не было за завтраком. Дверь заперта, администратор сказала, что Кныш спозаранку куда-то ушел. И тогда Ваха, дабы забыться, решил пройтись по центральным магазинам столицы, что-либо купить себе, матери, благо деньги, что дал ему Кныш за выборы, он не вернул, припрятал.

Обошел ЦУМ и ГУМ, устал, все тело болит, словно он пил накануне. На прилавках почти ничего нет, только барахло. Правда, продавцы да какие-то непонятные личности, видя, что он приезжий, увиваются вокруг, все предлагают. И вот шуба. Какая шуба для матери! Очень дорого, даже всех его денег не хватает, но ему идут навстречу. В какой-то примерочной он внимательно осматривает товар, даже просит какую-то женщину примерить. Упаковывают. Его вежливо провожают чуть не до гостиницы. Как он рад, звонит в Грозный, а матери дома нет. А он хочет еще раз полюбоваться своим подарком, а там — тряпки. Он спешит в магазин. Продавцы пожимают плечами: у них шубами не торгуют, а с примерочной — помогли.

А милиция его самого отвела в отделение. Спрашивали — откуда такие деньги. Что, на Кавказе деньги на деревьях растут? А вечером Кныш добил:

— Наказ матери исполнять надо, сказала она тебе: «Верни деньги», а ты ослушался.

— Вы и это подслушали? — все еще поражается Мастаев.

— Не задавай глупых вопросов, вы на весь двор шумели, — ухмыляется Кныш. — Пошли лучше в ресторан, я угощаю, — и уже в коридоре: — А знаешь, с этими демократами гораздо лучше, нежели с коммунистами. С коммунистами голый энтузиазм, и я вечно в долгах, попрошайничал. А теперь сам угощаю. Знаешь, это тоже кайф. А деньги частично восполню: на своем заводе ты премию за выборы получишь.

Действительно, вернувшись в Грозный, на свой строительный комбинат, Мастаев узнал, что ему выписана приличная премия и полагается зарплата за пару месяцев. Но в кассе денег нет, да и сама стройка приостановлена, а секретарь парткома Самохвалов на Мастаева кричит:

— Это ты со своими «свободными» выборами доводишь страну до развала. Вот тебе свобода — бери! Теперь питайся «свободой»!

Для Мастаева это был нешуточный удар. Ведь он работал не столько за деньги, сколько в надежде получить квартиру в строящемся доме. Каких-то полгода — и объект был бы сдан. И это не только собственное жилье, это избавление от мук, не будет видеть жильцов ненавистного дома, в том числе и Марию, и ее мужа, и брата, и соседа Асада Якубова. И его мать не будет более их подъезды убирать. Все это было очень тяжело, и вместе с тем он как-то поймал себя на мысли, что если бы вновь был выбор, за что бы он теперь проголосовал? Твердо — только за то, что есть: народ должен определять свой путь, пусть иногда и с ошибками. И должна быть борьба для развития, а не «итоговый протокол», что доставит откуда-то Кныш, под который надо подстраивать все бюллетени выборов.