Канта Ибрагимов - Дом проблем

— Так там сейчас никто не сидит.

— Хе-хе, Мастаев, тебе сегодня все кажется, а свято место пусто не бывает, а то, небось, другие позарятся. Так что, Ваха, дорогой, у нас работа есть, ведь кладезь знаний не исчерпан.

Хотя Кныш предупреждал, что работы будет немного, на самом деле было столько документации и всякой писанины, что сидели не только весь день, но и до ночи. Однако этот труд не был по рабоче-крестьянски изнурительным, наоборот, теперь Кныш все делает спокойно, не спеша, и если раньше он всегда клеймил буржуазию и демократию, то теперь он находит в этом много полезного.

— Видишь, как живут капиталисты, — это они на обед зашли в соседнюю комнату, где на столе столько всего, что Мастаев даже названий таких блюд не знает. — У них принято коньячок, — это во время полдника, и перед уходом, ночь за окном. — Ну а в целом, все-таки буржуи молодцы, их энтузиазм — не почетные грамоты и значки, а то, что существенно, — деньги. Так что Ленина с пиджачка на время убери, а это получи, — он бросил на стол увесистый конверт. От этой фантастической суммы Ваха даже отпрянул. — Бери, бери, — постановил Кныш. — Это аванс. И вот здесь распишись.

— Что это? — испуг в голосе Мастаева.

— Как положено — расходный ордер.

— Но тут написано расстрельный ордер.

— Что?! — Кныш поднес документ к глазам, потом надел очки. — Вот идиоты. Ну, это опечатка. А ты распишись, а завтра я все исправлю.

— Может, я завтра деньги возьму.

— Завтра некогда. Я улетаю в командировку в Москву.

— А может, я замазкой исправлю?

— Мастаев, финансовый документ ляпать нельзя. Да и какая разница: расход — расстрел, на жаргоне — все одно.

— А вы какого звания? — вдруг ляпнул Ваха и сам испугался своего вопроса.

— Товарищ Мастаев, — тут Кныш вновь закурил. — Я солдат революции. Ха-ха-ха! Распишись. Теперь ты тоже. И запомни первое и единственное правило — молчи.

Они распрощались в «Обществе «Знание», и когда Мастаев попал в фойе Дома политического просвещения, там был непривычный полумрак, пустота, и почему-то ковров уже нет. По холодному мрамору каждый шаг как колокол звенит, ни одна лампочка не горит, только там, где «Секция пропаганды и агитации», освещено новое название «Братство: перестройка, гласность, демократия».

Ваха хотел было возвратиться в «Общество «Знание», как вдруг его напугал голос сверху:

— Мастаев, ты что забыл? — Кныш уже на втором этаже, облокотившись на мраморные перила, курит.

— Э-э-э, тут, по-моему, ошибка в названии, после «Братство» двоеточие надо убрать, и далее.

— Где? — перебил его Кныш, сделал несколько шагов. — Вот идиоты, только списывать могут. А ты, товарищ Мастаев, молодец! Все-таки в тебе рабоче-крестьянская бдительность. Иди, все исправим.

Улицы Грозного в фонарях, однако весь город так густо засажен деревьями, что как и в фойе, прохладно, сыровато, тишина, лишь где-то у Главпочты на повороте заскрипел припозднившийся трамвай. Мастаев почему-то глянул вверх, как там символы СССР, а их уже нет. Точнее, не видно. Только на фоне темно-фиолетового неба черный, кажется, колышется флаг, и рядом полумесяц со звездой.

То ли от свежести ночи, то ли вспомнив расстрельный ордер, Мастаев, ежась, вздрогнул. И все же карман приятно утяжелен, мать, наверное, волнуется. Он дворами напрямую побежал домой, и уже у ступенек случайно глянул вверх: на своем балконе стоит Кныш, в майке, курит, как обычно, облокотившись о перила.

Словно видит впервые, Мастаев Кнышу кивнул, как бы здороваясь, а может, прощаясь, чуть ли не бегом заскочил домой. Хотел спросить у матери, когда приехал сосед, а она его опередила:

— Слушай, сынок, только что приехал Кныш. Такой важный, на черной «Волге», с шофером. И со мной такой вежливый, говорит, хорошего я вырастила сына и что ты огромную премию получил. Это правда? За что?

Эти выборы оказались очень сложными, и Мастаев Ваха почти круглые сутки на избирательном участке. И не может справиться с работой, столько нового, непонятного. А как таковых инструкций и положений о новых выборах нет, старые не подходят. Ведь предыдущие выборы — это одна партия, коммунистическая, один кандидат на одно место. Все ясно и понятно, лишь бы явку обеспечить. Если кто посмеет на выборы не прийти — столько рычагов воздействия на избирателя у советской власти, вплоть до того, что участковый милиционер сам с урной и до больного пенсионера, и до пропойцы дойдет, и проголосовать заставит.

Выборы в СССР в конце восьмидесятых — это совершенно новый этап в жизни страны. Старая система себя просто изжила и не могла больше в таком виде существовать. Шли поиски нового пути, так сказать, через свободное волеизъявление граждан, и оно началось. И пусть партия еще, как и прежде, одна, а уже на одно место начальника, точнее народного избранника, — двадцать четыре кандидатуры. И здесь не только члены КПСС, много беспартийных, много простых людей, есть и рабочий, и инженер, и даже колхозник. И что более всего удивляет, нет никакого шаблона. Оказывается, коммунистическая пропаганда и агитация не смогли управлять мыслями людей. Как выяснилось, советские граждане сохранили способность думать, да еще как думать. И это в программе каждого кандидата, где есть и утопия, но в основном много здравых, конкретных предложений по улучшению ситуации в республике и стране.