Канта Ибрагимов - Дом проблем

Поздно ночью Ваха оказался в квартире Башлама. Он думал, что сразу же завалится спать, до того устал. Однако в руках был собственный мобильный телефон — подарок Башлама. И он очень хотел поговорить с Марией, а ее телефон отключен, на помощь пришел сын — позвонил и передал трубку Марии:

— Да, нам надо увидеться, объясниться, — грустно согласилась она.

Как долго длилось время до свидания. Боясь опоздать, зная о столичных пробках, Ваха прибыл за час. А погода хмурая, ветреная, так что большой букет в руках не только не удобен, вот-вот грозится улететь. А сам Мастаев, как всегда при встрече с Марией, уже волнуется, боится, что вновь начнет заикаться, объясняясь в любви, — легче на Басхой-лам взойти, как позвонил Макажой:

— Дада, Мария вышла к тебе. Костыли не взяла. На протез стала, еще не освоилась. Ты присмотри за ней.

Ваха пошел навстречу. Он увидел ее издалека, она очень сильно хромала, гримаса на лице, видно, больно и неудобно. Вот она уже остановилась, облокотившись на парковочный парапет. И тут подоспел Ваха:

— Здравствуй, Мария, — он смотрел только на ее лицо, отражавшее некоторое смятение. И оно было по-прежнему милым, родным, как ее музыка. А ее глаза!

— З-здравствуй, Ваха, — вдруг она стала заикаться.

Он улыбнулся, смущенно преподнес ей цветы и сказал:

— Мария, помнишь, как я тебе подарил на концерте первый раз искусственные цветы и всего два?

Она едва улыбнулась, но это была лишь тень радости, а на ее красивом лице застыло страдание.

— Давай присядем, — предложил Мастаев.

При нем она старалась не хромать, а получилось совсем криво, — ей было больно, неудобно, она неловко плюхнулась на скамейку, выставив вперед негнущийся протез, и, глядя на него, заговорила первой:

— В-ваха, ты должен жениться на молодой. Одна просьба: если Макаж не против, пусть пока поживет со мной. Привязалась я к нему.

— Я женюсь только на тебе, — твердо сказал Мастаев, — если ты согласна. Прошу тебя, согласись.

— Ха-ха, — как-то выстраданно засмеялась Мария. — И как ты представляешь такую жену? Протез под кровать, и — она закрыла лицо цветами, ее плечи сотрясались от рыданий.

— Мария, когда ты играла на сцене, надевала либо маски, либо костюмы, когда ты играла веселую музыку или грустную, я всегда знал и знаю — это Мария, которую я люблю. А люблю я не ноги и руки, а тебя, только тебя. А протез? Когда-нибудь наши бессмертные души расстанутся с тленными телами.

— Я это сделала по частям, — вдруг прыснула смехом Мария, сразу опять погрустнела. — Ты говоришь о смерти? Я часто об этом думаю. Я боюсь одиночества.

— Надо думать о жизни и предстоящей свадьбе.

— Твоей свадьбе.

— Нашей!

— И как ты представляешь меня — невестой?

— Божественной! Я всю жизнь только об этом мечтал!

Резкий порыв припыленного ветра слегка хлестнул букетом по ее лицу. Как-то отрешенно глянув на цветы, Мария не своим голосом выдала:

— Ты раньше был косноязычным, а теперь словно музыкой звучишь.

— И ты уловила в ней фальшивые нотки? — его тон мягкий, но требовательный.

— Нет, конечно, нет.

Внезапно вместе с налетевшим порывом ветра пошел косой, хлесткий дождь.

— Хм, — хмыкнула Мария, то ли желая показать свою удаль, то ли просто забыв про протез, попробовала слишком резво встать — не получилось. Теряя равновесие, при этом пытаясь удержать цветы, она, наверное, упала бы, если бы Мастаев не поддержал:

— Ну как, невеста-инвалид? — Мария дышала прямо ему в лицо. — Удобно ль жениху подпоркой быть?

— Я всю жизнь мечтал тебя на руках носить. И сейчас бы понес.

Она жестко отстранилась, торопливо заковыляла в сторону дома, словно в такт дождю. Ваха за ней, и у самого подъезда:

— Мария, ты не дала мне ответа.

Она остановилась, обернулась. Ее смоляные, пышные волосы, накрученные перед встречей, уже намокли, прилипли к бледному, по-детски обиженному лицу:

— Ваха, как ты не поймешь? Ведь все чеченцы хором скажут, что ты не зря справку дурака получил.

— А ты на собратьев не обижайся, — доволен Мастаев, — они после войн все контужены. А ты скажи — да. Я прошу!

Под дождем Мария прижала букет к груди, руки дрожат, а лицо спрятано в цветы, словно вдыхает аромат. И тут она, будто ища поддержки, глянула вверх. Туда же и Ваха — из разных окон за ними пристально наблюдали Виктория Оттовна и Макажой.

Не ответив, Мария тронулась к дому.

— Твое молчание — знак согласия, — он продолжал идти следом. У самого подъезда она остановилась: