Айрис Мердок - Лучше не бывает

— Есть что-нибудь еще?

— Вы многое увидели. Больше в этой комнате ничего интересного нет. Вот только эти жестянки, в них больше ничего нет, кроме спичек и сигарет мистера Р., благослови его Господь! Под столом — ничего, кроме старых голубей. Но вы поищите сами, сэр, поищите сами.

Дьюкейн обошел комнату со свечой и потом повернулся лицом к Мак-Грату, который стоял спиной к тау-кресту и внимательно наблюдал за Дьюкейном. Дьюкейн увидел, что Мак-Грат подобрал хлыст и сейчас теребил его тонкий болтавшийся кончик пальцем левой руки. Голубые глаза Мак-Грата были пусты.

Мерзость всего этого, думал Дьюкейн, вот что ставит в тупик. Это зло — мерзко, это что-то маленькое и запертое, прах, осыпающийся с паутины, пятно крови на одежде, кучка мертвых птиц в упаковочном ящике. Что бы ни было то, что так увлекало Рэдичи и чем он занимался, то, что окружало его, висело над ним — этот запах разложения не имел силы и величия. Здесь присутствовали одни маленькие силы, грязные, не имеющие благодати. Если самого зла недостаточно, чтобы человек был проклят, то одна эта чернота могла уничтожить его душу. Оно во мне, думал Дьюкейн, продолжая смотреть сквозь пустоту голубых глаз Мак-Грата, тоже уставившегося на него. Зло — во мне. Существуют демоны и силы вне нас, Рэдичи играл с ними, но это карликовое зло. Великое зло, реальное зло внутри меня. Это я — Люцифер. При этой мысли темнота внутри него всколыхнулась подобно свежему воздуху. Чувствовал ли и Рэдичи этот разлив черного благословения, когда он стоял перед перевернутым крестом и ставил кубок на живот обнаженной девушки?

— В чем дело, сэр?

— Ничего, — ответил Дьюкейн. Он поставил свечу на ближайший стол. — Я чувствую себя немного странно. Нехватка воздуха.

— Присядьте на минуту, сэр. Вот стул.

— Нет, нет. Что означают эти странные знаки на стене за вами?

— Да так, ничего особенного. Солдаты, наверно.

Дьюкейн перегнулся через матрас и уставился в белую стену. Это была стена из беленого кирпича, и она казалась оклеенной бумагой, потому что была вся плотно покрыта граффити — от потолка до пола. Обычные послания и заметки, около которых были поставлены даты — все военного времени. Мужской половой орган был широко представлен в разнообразном контексте. Разукрашенная стена позади креста неожиданно создала дружескую и человеческую, почти добрую атмосферу.

Некоторые записи показались Дьюкейну более близкими по времени — они были начертаны голубым фломастером. Они были написаны поверх солдатских надписей. Там были аккуратно начертанные гексаграммы и пентаграммы. Подальше маленькой аккуратной рукой Рэдичи было начертано: «Асмодей, Астарот» и под этим — изречение «Делай что хочешь — вот суть закона». Прямо над крестом виднелся большой голубой квадрат; передвигая свечу, Дьюкейн заметил, что в него вписаны заглавные буквы. В таком порядке:

— Что это значит?

— Господи, сэр, я не знаю. Это какой-то забавный иностранный язык. Мистер Рэдичи однажды написал это. Он предупредил, чтобы я случайно не стер эту надпись, когда прибираю.

Дьюкейн вытащил записную книжку и скопировал буквы в квадрате на последнюю страничку.

— Пойдемте, — сказал он Мак-Грату.

— Одну минутку, сэр, — ответил Мак-Грат.

Они стояли, склонясь над столом на козлах, на котором был помещен крест. Освещенный сзади свечами, крест отбрасывал им на руки причудливые тени. Мак-Грат держался за край стола левой рукой, а Дьюкейн — правой. Мак-Грат держал хлыст в правой руке, опустив его к ноге. Дьюкейн перегнулся через стол и очень осторожно, почти ласково взял хлыст у Мак-Грата и, крутанув, бросил его на матрас. Когда его пальцы прикоснулись к руке Мак-Грата, он очень ясно увидел лицо и плечи Мак-Грата, как будто бы вписанные в светлый овал — золотые волосы, узкое бледное лицо, ясные голубые глаза. Это зрелище показалось ему новым. Дьюкейн подумал: я впервые осознал, что он молод, нет, нет, я впервые понял, что он красив. Его рука на столе напряглась, оцарапав столешницу ногтями.

— Не будем ссориться, сэр, верно?

— Мы и не ссорились, — сказал Дьюкейн, помолчав. Он медленно шагнул назад.

— Да. Ведь у нас есть наш маленький уговор. Вы были достаточно добры и помогли мне небольшой суммой денег, если помните, сэр. Я вынудил вас это сделать с помощью писем молодых дам. Я буду вам очень благодарен, сэр, если мы сейчас поставим это дело на постоянные рельсы и забудем о нем навсегда, ладно? Вы мне нравитесь, сэр, я этого не скрываю, я хочу, чтобы мы были друзьями, мистер Рэдичи и я — мы были друзьями, и мы с вами могли бы ими быть тоже, мистер Дьюкейн, сэр, и я этого очень хочу. Я бы мог быть вам очень полезен, сэр, я — полезный человек, мастер на все руки, можно сказать, и мистер Рэдичи считал, что я очень полезен. Я бы хотел служить вам, сэр, и это желание идет прямо из сердца. Но, я думаю, для нас обоих было бы лучше, если бы мы договорились о разных мелочах. Четыре фунта в неделю, сэр, это же не много, сэр, для вас, я не хочу вас тревожить слишком часто. Лучше выплачивать регулярно — могли бы вы подписать чек на мое имя. Я всегда думал, что это проще всего…