Айрис Мердок - Лучше не бывает

— Конечно, нет. Я предполагаю, что Джона нервирует мысль о копании в чужой жизни.

— Боюсь, что я нашла бы это увлекательным!

— Кажется, это пугает его. Он боится, что откроет нечто… странное.

— В сексуальном смысле?

— Да. Он же старый пуританин, ты знаешь.

— Знаю, и меня это приводит в восторг. Как ты думать, он думает о том, чем мы занимаемся?

— Он об этом вообще не думает.

— Октавиен, поторопись. Я уверена, что Дьюкейн теперь мне все расскажет, я имею в виду — насчет женщин, о своем прошлом. Он расскажет теперь.

— Ты собираешься расспрашивать его?

— Да, я не боюсь Дьюкейна.

— Думаешь, я боюсь? Что ж, может быть, в некотором роде. Мне невыносима мысль, что этот человек может плохо подумать обо мне.

— Да, мне тоже. Тебе не кажется все же подозрительным, что он завел слугу?

— Нет, не кажется. Дьюкейн не гомосексуалист.

— Октавиен, ты когда-нибудь видел этого слугу?

— Нет.

— Я спрошу Дьюкейна об этом слуге тоже. Он не способен лгать.

— Он способен смутиться.

— Да, тогда я попробую разузнать об этом слуге. Я зайду, когда Дьюкейна не будет дома, и посмотрю на него.

— Кейт, милая, неужели ты действительно думаешь…

— Нет, нет, конечно. Дьюкейн безупречен. Это в нем и восхищает.

— Безупречен? Этого нельзя сказать ни об одном человеке.

— Безупречен. Вот почему он неуязвим.

— И ты неуязвима. И я.

— Дорогой Октавиен, как мне нравится, что мы все друг другу рассказываем.

— Мне тоже.

— Бог в небесах, и на земле благоволение. Иди спать, дорогой.

— Сейчас приду.

— Дорогой, ты такой кругленький…

— Ты готова, дорогая?

— Да, я готова. О, дорогой, угадай, что Барби привезла в качестве подарка для дома — она прячет его для твоего дня рожденья.

— Что?

— Часы с кукушкой!

Дьюкейн через стол смотрел на Мак-Грата, учрежденческого курьера, сидевшего напротив.

Шелковым голосом Дьюкейн спросил: «Я получил информацию, которая побуждает меня думать, что вы, мистер Мак-Грат, были связаны с недавней продажей прессе непристойной истории, касающейся мистера Рэдичи».

Дьюкейн ждал. В комнате было жарко. За окном приглушенно шумел Лондон. Маленькая беззвучная муха резко спикировала на руку Дьюкейна.

Светло-голубые глаза Мак-Грата пристально смотрели в лицо Дьюкейна. Потом Мак-Грат отвел глаза и закатил их, будто делая упражнение. Потом несколько раз моргнул. Он опять посмотрел на Дьюкейна и доверчиво и робко улыбнулся.

— Ну-у, сэр, я думаю, это уже вышло наружу, правда, — сказал Мак-Грат.

Дьюкейна раздражал неопределенный шотландский выговор, не дававший возможности определить, из какой именно местности он происходит, и цветовая гамма, присущая этому человеку. Мужчина не имеет права иметь такие рыжие волосы и белую кожу и такие бледно-водянистые голубые глаза и, в довершение всего, такой сладкий розовый рот. Мак-Грат был воплощением дурного вкуса.

— Я хочу получить некоторую информацию от вас, мистер Мак-Грат, — сказал Дьюкейн, торопливо, с видом делового человека роясь в бумагах и стряхивая приставучую муху. — Прежде всего, я хочу знать, в чем заключается эта история, которую вы продали, а затем я задам вам еще несколько дополнительных вопросов.

— Меня выпрут? — спросил Мак-Грат.

Дьюкейн колебался. Конечно, увольнение Мак-Грата было делом решенным. Однако в данный момент Дьюкейн нуждался в его сотрудничестве. Он ответил: «Я этим не занимаюсь, мистер Мак-Грат. Начальство, несомненно, сообщит вам, если срок вашей работы здесь истек».

Мак-Грат положил руки, слегка поросшие рыжеватыми волосами, на стол и наклонился вперед. Он доверительно сказал:

— Готов биться об заклад, что меня турнут. Будете спорить?

Дьюкейн теперь понял, что у него интонации кокни.

— Я бы хотел иметь копию той истории, мистер Мак-Грат. Можете ли вы снабдить меня ею?

Мак-Грат откинулся назад. Он поднял брови со слегка испытующим видом. Брови были чуть рыжеваты и почти незаметны на его лице.

— У меня нет копии, — сказал он.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Дьюкейн.

— Клянусь, у меня не было копии, сэр. Я же не записывал эту историю. Да и не больно-то ловок я в писании. Вы же знаете этих журналюг. Я просто рассказывал, а они записывали. Потом они перечитали это мне вслух, и я подписал. Сам я ничего не писал.

Это наверняка правда, подумал Дьюкейн.

— Сколько они вам заплатили?

Бледное лицо Мак-Грата стало плоским.