Карин Альвтеген - Предательство

Навязчивое состояние отступило. Сменилось страхом — что ждет его. Он снял куртку, положил ее на стул, все снова стихло, и он медленно пошел на кухню.

Она сидела за столом.

Он склонился над мойкой, в руке стакан. Вода или водка.

На столе перед ней лежала белая мужская рубашка.

Когда он вошел, она повернула голову и посмотрела на него. От выражения ее глаз ему стало страшно. Захотелось подбежать к ней, обнять, утешить, защитить. Как в детстве, положить голову ей на колени, чтобы она погладила по волосам и сказала, что все будет хорошо. Так они часто утешали друг друга, спаянные ужасом перед непредсказуемым воскресным гневом отца.

Он посмотрел на отца. По глазам стало ясно, что тот выпил. Глаза незнакомца.

Он сделал глоток.

— Мать нашла рубашку со следами помады. Поэтому она так сердится.

Наконец она знает. Несмотря на сильное беспокойство за нее, он почувствовал облегчение. Теперь отцу придется признаться. А сам он освободится от этой ноши, и между ними больше не будет ни лжи, ни фальши. Он снова будет принадлежать ей, целиком и полностью, он встанет на ее сторону. Он всегда был на ее стороне.

Резко поставив стакан на стол, отец посмотрел на спину матери.

— А что, по-твоему, я должен делать? Ты же вцепилась в меня мертвой хваткой! Ты же как кухонная тряпка, и вечно ноешь, что мало денег, что мы никуда не ездим и так далее. Так иди работай, если тебя что-то не устраивает!

Посмотрев на мать, Юнас осмелился подойти к ней. Положил руку ей на плечо, и она накрыла его руку своей.

Он бросил взгляд на отца. Скотина. Ты нам больше не нужен. Ты никогда не был нам нужен.

И тут выражение глаз, сидящих на лице отца, но принадлежащих чужому человеку, резко изменилось. В следующую секунду стакан, из которого тот пил, разбился о кафель над плитой на противоположной стене кухни.

— Давай, лицемерная свинья, притворяйся, что ты ничего не знал.

Прошло несколько секунд, прежде чем мать отпустила его руку.

— Он, чтоб ты знала, делал все, чтобы до тебя ничего не дошло. Он врет, как сивый мерин, даже не понимаю, откуда это у него. Хотя от тебя, конечно, у тебя же сплошное жулье в роду. — Отец неумолимо продолжал: — Что же ты ничего не рассказываешь? Расскажи ей, как меня любят. Как все бабы, кроме нее, готовы на все, что угодно, лишь бы я их трахнул. А эту с помадой ты даже много раз встречал. Ты же сам все видел.

За две недели до этого его позвали в Сёдерхамн, предложили подзаработать на уборке строительного объекта, где отец прокладывал трубы. Он обрадовался — они с отцом проведут вместе два дня, у них наверняка будет возможность поговорить, он объяснит, что не может больше лгать.

Целый день он ждал подходящего момента, но напрасно. Ладно, решил он, за ужином в гостинице шанс обязательно появится. Когда они вошли в кафе, она уже была там. Они не успели доесть, как отец пригласил ее к ним за стол. Заказал еще пива, потом еще и еще. Юнас сидел молча, стыдился отца, который вел себя все развязнее и развязнее. Примерно через час отец сунул ему несколько сотенных и отправил в город. Только около трех ночи он, смертельно уставший, рискнул вернуться, очень хотелось спать, а в полседьмого нужно было снова вставать на работу. Она была в номере. На полу валялась одежда, из-под одеяла торчала ее толстая нога. Его никто не заметил. Остаток ночи он провел на диване у стойки портье, но внутри у него что-то перевернулось — все, теперь с него довольно. Утром он не смог сдержать злость. Впервые в жизни он высказал отцу все, что думал, а тот, мучимый похмельем, сидел в одних трусах на грязной двуспальной кровати и пытался просить прощения. Но Юнас был непоколебим. На этот раз он расскажет все. Он не будет больше лгать. Почувствовав его решимость, отец закрыл лицо ладонями, скрючился, отчего живот навис над трусами, и зарыдал. Он умолял. Обещал, что это больше не повторится.

И Юнас снова против воли стал предателем.

Мать повернула голову и посмотрела на него. Она не произнесла ни слова, но вопрос читался с кристальной ясностью. Он отвел взгляд. Сел перед ней на корточки, опустив голову, его лицо у ее правой ноги. Он молил Бога, чтобы она прикоснулась с нему. Дала знак, что прощает. Что понимает, что он не хотел ей зла. Что он делал это ради нее.

Прости.

Прошло несколько секунд или минут.

С шумом отодвинув стул, она встала и вышла из кухни, не посмотрев ни на кого из них.

И где-то глубоко в душе он уже тогда знал, что она никогда не вернется.

Он поставил машину прямо у главного входа, плюнув на запрещающий парковку знак. Пусть попробуют ему сегодня выписать штраф.