Дженнифер Иган: Цитадель

Да вон же, внизу.

Дэнни опустился на корточки на краю колодца. Хоуи тоже присел и стал всматриваться, слегка покачиваясь на носках.

Дэнни положил руку ему на спину и сквозь тонкую футболку ощутил, какое у него мягкое, горячее тело. Возможно, раньше он ни разу не дотрагивался до своего кузена. А может, он только сейчас осознал, что Хоуи — такой же человек, как и он, с мозгами, сердцем и всем прочим. Локоть Хоуи плотнее прижался к боку. Листки блокнота задрожали, и Дэнни понял, что Хоуи чувствует нависшую опасность, что он боится. Или он догадывался обо всем с самого начала? Но в тот момент он обернулся к Дэнни с бесконечным доверием в глазах, будто знал, что Дэнни его защитит. И что они понимают друг друга без слов. Все произошло гораздо быстрее, чем я сейчас об этом рассказываю: Хоуи взглянул на Дэнни, а Дэнни закрыл глаза и толкнул его в колодец. Нет, еще быстрее. Взглянул. Закрыл. Толкнул.

Или просто: толкнул.

Руки и ноги Хоуи вскинулись — падая, он еще пытался ухватиться за что-то, но ни звука, ни всплеска Дэнни после припомнить не мог. Наверно, Хоуи кричал, но криков Дэнни тоже не помнил. Только тяжелое дыхание, свое и Рафа, когда они, толкаясь, ползли через узкий лаз, потом без оглядки бежали к выходу — луч фонарика метался по стене, — на волю, в теплый порывистый ветер, вниз по склону, и снова вниз, обратно на поляну (где их отсутствия никто не заметил), и еще был, кажется, какой-то пылающий обруч, который висел над ними, не отпуская их с Рафом друг от друга. О случившемся они заговорили лишь спустя несколько часов, когда пикник уже сворачивался.

Дэнни: Слушай, фигово… Как думаешь, где он сейчас может быть?

Раф: Да где угодно. Хоть прямо под нами.

Дэнни уставился в траву. То есть как — под нами?

Раф смотрел на него, усмехаясь. Ну, мы же не знаем, в какую сторону он пошел.

К тому времени когда все спохватились и, выстроившись в цепочку, начали прочесывать окрестные холмы, в голове у Дэнни не осталось никаких мыслей, только сменяющие друг друга картинки бесконечных подземных коридоров и переходов, по которым Хоуи сейчас пробирался все дальше от входа в пещеру, вглубь, вниз. Родственники не слишком волновались, все были уверены, что Хоуи просто отошел в сторону и заплутал. Найдется. Да и все равно он странный какой-то мальчик, к тому же толстый и неродной — и его, Дэнни, уж точно никто ни в чем винить не собирался. Только у тети Мей лицо было насмерть перепуганное, Дэнни никогда раньше не видел, чтобы у взрослого человека было такое лицо; она беспомощно теребила ворот платья, будто уже не чаяла увидеть своего мальчика, своего любимого и единственного, — и, понимая, что все зашло слишком далеко, Дэнни тем более не мог сказать того, что должен был сказать: Это мы с Рафом. Мы завели его в пещеру и бросили там. Не мог, потому что от этих нескольких слов все бы перевернулось: все бы узнали, что он наделал, а Раф узнал бы, что он проболтался, — и что тогда? Это Дэнни даже не пытался себе представить. И он молчал, оттягивая признание — секунду, другую, третью, — и с каждой секундой какое-то безжалостное острие входило в него все глубже. Стемнело. Отец положил руку ему на голову (какой славный мальчик!) и сказал: Пойдем, сынок, тут без нас есть кому искать. У тебя завтра игра.

В машине на обратном пути Дэнни никак не мог согреться. Он натягивал на себя плед, затаскивал собаку к себе на колени, но зубы стучали так, что его сестра всю дорогу недовольно фыркала, а мама сказала: Ты, кажется, заболеваешь, милый. Ничего, дома я приготовлю тебе горячую ванну.

Дэнни несколько раз тайком приходил к заколоченному входу в пещеру и вслушивался. Сквозь шорох сухой травы ему чудился слабый молящий голос Хоуи, доносившийся из-под земли: Не надо!.. Пожалуйста!.. Спаси меня!.. Значит, сегодня, думал тогда Дэнни. Да, сегодня! Ему делалось удивительно легко и хорошо при мысли о том, что сегодня он наконец-то произнесет слова, застрявшие внутри: Хоуи в пещере; мы с Рафом бросили его в пещере. От головокружительной легкости он едва не терял сознание, и одновременно все кругом как будто смещалось, небо и земля менялись местами, и перед ним открывалась иная жизнь, иное будущее, легкое, чистое и — теперь он это понимал — потерянное для него навсегда.

Но было уже слишком поздно. Теперь уже точно поздно. Хоуи нашли в пещере через три дня, в полубессознательном состоянии. Каждый вечер Дэнни ждал, что вот сейчас раздастся стук в дверь и войдет отец, и лихорадочно твердил про себя слова оправдания: Это все Раф, я же еще маленький. Слова сцеплялись и ездили по кругу, как склеенная кольцом магнитофонная лента: это Раф я же еще маленький… это Раф я же еще маленький… Лента продолжала крутиться, даже когда он делал уроки, или смотрел телевизор, или сидел в сортире (это Раф я же еще маленький), и казалось, что теперь все в его жизни служит одной-единственной цели — доказать, что он все тот же Дэнни Кинг, что и раньше. Вот, смотрите, я забил гол! Смотрите, сколько у меня друзей! Но все же он был не совсем тот же, потому что теперь какая-то часть его всегда оставалась снаружи, словно наблюдая со стороны: верят ли? Верили.