Татьяна де Росней - Бумеранг судьбы

В ее взгляде чувствуется холод.

– Я танатолог.

– А что это за профессия?

– Если совсем просто, то бальзамировщица.

От удивления я теряю дар речи.

Она улыбается. У нее прекрасные ровные и белые зубы.

– Целыми днями вожусь с трупами. Трогаю их вот этими руками, которые только что тебя ласкали.

Я перевожу взгляд на ее руки. Они сильные, ловкие и все же бесспорно женские.

– Многим мужчинам не нравится моя работа. Поэтому я стараюсь об этом не говорить. У них пропадает эрекция. Тебе это тоже неприятно?

– Нет, – отвечаю я, и не кривлю душой. – Но это меня удивляет. Расскажи мне о своей работе. Я первый раз в жизни вижу бальзамировщицу.

– Суть моей работы – уважать смерть. Вот так. Если бы твоя сестра погибла прошлой ночью в аварии, хотя, слава тебе, Господи, этого не случилось, я бы поработала с ней, чтобы ее лицо имело умиротворенное выражение. Чтобы ты и твоя семья могли в последний раз посмотреть на нее, не испытывая страха.

– Как ты это делаешь?

Анжель передергивает плечами.

– Это настоящая работа. Такая же, как и у тебя. Ты подправляешь офисы, а я – смерть.

– Это тяжело?

– Да. Когда привозят ребенка, младенца. Или беременную женщину.

Я вздрагиваю.

– А у тебя есть дети?

– Нет. Я не очень люблю семейную жизнь. Но мне нравится смотреть на чужих детей.

– Ты замужем?

– Это что, допрос? Ответ снова отрицательный. Нет, я не из тех, кто хочет замуж. Еще вопросы будут?

– Нет, мадам.

– Вот и хорошо. Потому что мне пора. Мой приятель может что-то заподозрить.

– Твой приятель? – повторяю я, не сумев скрыть удивления.

Анжель одаривает меня широкой улыбкой.

– Да. Это удивительно, но даже у меня есть приятель.

Она встает и идет в ванную. Я слышу звук льющейся из душа воды. Спустя пару минут Анжель выходит, завернувшись в полотенце. Я любуюсь ею, и она это знает. Она надевает белье, джинсы, майку.

– Мы еще увидимся. Ты это знаешь, м-м-м?

– Угу, – отвечаю я, затаив дыхание.

Она наклоняется и целует меня в губы. Поцелуй выходит нежным и сладким.

– Я с тобой не закончила, мсье парижанин. И не втягивай живот. Ты и так очень сексуален.

И снова раздается легкий щелчок двери. Она ушла. Я до сих пор не могу оправиться от удивления, словно меня с ног до головы неожиданно накрыла огромная волна. Стоя под душем, я глупо улыбаюсь, вспоминая ее слова. Помимо дерзости и искренности есть в этой женщине нечто очень привлекательное – пылкость, очарование, перед которыми невозможно устоять. Натягивая брюки, я думаю о том, что она только что совершила чудо – благодаря ей я вдруг помирился сам с собой, обрел душевное равновесие, которого не знал уже много месяцев. И, черт побери, я напеваю себе под нос!

Я наконец решаюсь посмотреть на себя в зеркало. Длинное лицо. Густые брови. Тонковатые руки и ноги и… пузо. Я усмехаюсь. Мужчина в зеркальном отражении больше не кажется мне похожим на собачку Друппи. [10]Он довольно-таки привлекательный, у него неплохие волосы «соль с перцем», правда растрепанные, а в карих глазах горит демонический огонек.

Если бы Астрид сейчас меня увидела… Если бы Астрид хотела меня так, как эта Анжель Руватье, которая не стесняясь говорит, что желает продолжения. Когда же я наконец перестану тосковать по своей бывшей жене? Когда смогу перевернуть эту страницу и пойти вперед?

Я думаю о работе Анжель. Я понятия не имею, что такое танатопрактика. Да и хочу ли я это знать? Неизвестность меня завораживает, но я не испытываю желания углубляться в эту тему. Я вспоминаю, что когда-то видел по телевизору документальный фильм о том, как обрабатывают трупы. Вводят сыворотку, разглаживают лицо, зашивают раны, выпрямляют руки и ноги, накладывают особый макияж… «Ужасная профессия», – сказала Астрид, которая смотрела программу вместе со мной. Здесь, в провинциальной больнице, с какими трупами приходится иметь дело Анжель? Старики, жертвы аварий, онкобольные, сердечники. Побывало ли в руках танатолога тело моей матери? Там, в больнице, я закрыл глаза. Интересно, сделала ли Мелани то же самое?

Похоронная церемония состоялась в церкви Сен-Пьер-де-Шайо, в десяти минутах от авеню Клебер. Мать похоронили на кладбище недалеко от Трокадеро, в семейном склепе семьи Рей. Лет десять назад я водил туда своих детей. Хотел показать им ее могилу, могилу бабушки, которой они никогда не знали. Почему я совсем не помню ее похорон? Какие-то вспышки, темнота в церкви, людей немного, шепот, белые лилии с одуряющим ароматом. Незнакомые люди идут друг за другом, по очереди нас обнимая… Мне нужно поговорить об этом с сестрой. Я спрошу у нее, видела ли она лицо матери после смерти. Увы, сейчас неподходящее время для такого разговора, и я это знаю.