Наталья Нестерова - Целую ручки

Он пришел домой, когда закончилась программа «Время».

— Будем смотреть вторую серию про Фурцеву? — спросила Юля.

— Запишу ее на видео, и ты посмотришь завтра, — предложил Скворцов. — Нам нужно поговорить.

— Хорошо, — легко согласилась Юля. — Ты хмур.

Она сделала смешную рожицу, вытянула шею, кого-то изображая:

— Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ты хмур, как день ненастный? Опечалился чему?

Скворцов расслабился и рассмеялся. Ну как не любить эту игрунью?

Юля сделала вид, что он смеется над ее декламацией.

— Конечно, — вздохнула притворно печально, — я совершенно не похожа на царевну-лебедь, да и князь у нее, то есть у Пушкина, был тих, а не хмур.

— Я уже не хмур, но еще не тих. — Скворцов привлек к себе жену. — Налей мне рюмку коньяку. Одну.

Когда-то он сильно пил. Считал, что умеет пить, не пьянея. Заблуждался. Нет людей, способных годами без последствий для физического и психического здоровья травить себя алкоголем. Вылечила его Юля. Она сказала, что погибать они будут вместе, не факт, что умрут в один день, в этом не всем любящим парам везет, но по дороге на кладбище пойдут рука об руку. И Юля стала пить. Наравне с ним. Она не переносила спиртного, и отравления ее были ужасны. Скворцов стал выпивать за пределами дома. Юля звонила, по его голосу безошибочно определяла количество принятого и вливала в себя столько же. Она могла по звуку ключа, поворачиваемого в замке, определить, сколько он выпил. Скворцов заходил на кухню и видел жену со стаканом водки в руках.

— Три литра пива равняются стакану водки. Поехали!

Скворцов не успевал подскочить, выхватить стакан. Выпив, Юля не дышала, таращила глаза, потом шумно выдыхала. Она пьянела мгновенно и некрасиво: пунцовела, хихикала, не держалась на ногах. Через несколько минут ей становилось дурно, Скворцов отводил жену в туалет, где ее выворачивало наизнанку. Потом всю ночь у нее раскапывалась голова, она лежала с компрессом на лбу. Но не жаловалась, а на следующий день снова пила отраву. Мягкие люди бывают не податливее стали. За металл можно ухватиться и держать, а вата, сколько ни стискивай, останется воздушной. Скворцов бросил пить. Не ушел в полный отказ, мог за праздничным столом выпить вина, рюмку коньяка по случаю, но регулярное пьянство осталось в прошлом.

Юлия поставила перед мужем рюмку и блюдце с кружками лимона. Скворцов не торопился пить, вертел рюмку в руках.

— Скажи мне, тот журналист, который приходил к тебе, а потом про него спрашивал Игнат…

Юля моментально вспыхнула, глаза у нее забегали.

— Что? — напрягся Скворцов.

— Я немножко наврала.

— Рассказывай!

— Игнат не стал бы звонить ночь за полночь по пустякам. Он за что-то гневался на журналиста.

— Дальше!

— Я назвала другое имя, то есть имя то же, только люди разные.

— Не понял.

— У двух моих школьных подруг есть сыновья, оба Антоны. Одна подруга живет в нашем городе, а вторая в Мурманске. Я назвала мурманского Антона.

— Не закрытый, а открытый перелом, — хмыкнул Скворцов.

— Цигель, цигель, ай-лю-лю, — улыбнулась Юля, поняв, что муж не злится.

Они часто переговаривались цитатами из популярных фильмов.

— Самое смешное: я забыла позвонить подруге и предупредить, что ее сыном интересуется Куститский. Голова садовая! Что случилось, Сережа?

— Антон, который настоящий, местный, написал книгу о Куститском. Мерзкую, отвратительную книгу. Я хочу, чтобы ты дала мне слово, что никогда не будешь ее читать.

— Но, Сергей! Это какой-то детский сад: у меня есть тайна, страшно интересная тайна, но я тебе не скажу. Я уже давно большая девочка. Там и про меня написано?

— Да, бред собачий.

— О, как интересно! Сережа, пожалуйста! Эту книгу продают в магазинах?

— Надеюсь, она там никогда не появится. Белугин выложил ее в Интернете на своем сайте и на десятке других.

— Тем более, нечестно получается. Все про меня знают-читают, а я даю тебе слово хранить странное целомудрие. Как жаль, что я не владею компьютером. Ты меня научишь?

Сергей понял, что ему не удастся переубедить жену. Да и права Юля в том, что несправедливо оставлять ее в неведении.

— Хорошо, — сдался он. — Таможня дает добро. Только еще раз предупреждаю: там одно вранье, текст пошлый и грязный.

— С матерными выражениями? Я буду их пропускать. Можно, я поеду завтра утром с тобой на работу, сяду тихонько в уголочке и буду читать?

— Я принесу тебе вечером распечатку.

— До вечера я умру от любопытства. Пусть водитель утром привезет?