Наталья Нестерова - Целую ручки

Семен Семенович вышел из автомобиля и распахнул дверь хозяйке. Руки не подал, она терпеть не могла чужих прикосновений. Затем поспешил подняться по ступенькам и открыл дверь подъезда, попрощался. Как водится, не услышал ответа. Полина Геннадьевна прошла к лифтам через холл, обильно декорированный мрамором. Пол, стены, постамент с большой вазой в центре — все было мраморным. В вазе стоял огромный букет свежих орхидей. Попробовали бы они поставить герберы или пошлые розы! Консьерж вскочил, вытянулся во фрунт: «Добрый вечер, Полина Геннадьевна!» Она не повернула к нему головы. Но, если бы консьерж забыл принять стойку и поприветствовать ее, вылетел бы с работы, как пробка.

Лифт с зеркальными стенами вознес Полину Геннадьевну на пятый этаж. Дверь квартиры была уже открыта, на пороге ожидала домработница Люба.

— Добрый вечер, Полина Геннадьевна!

— Здравствуй!

Из всех слуг Куститская выделяла только водителя и домработницу. Первого — за профессиональное мастерство и пугающий взгляд. Вторую — за истовое раболепие и безудержное стремление к чистоте. Люба ежедневно драила стерильную квартиру, что нормального человека навело бы на мысль о маниакальном помешательстве. С Любой приходилось здороваться и даже иногда хвалить ее. В противном случае домработница могла впасть в истерику — хозяйка недовольна! — и долго рыдать, вплоть до судорог. Однажды после выговора Полины Геннадьевны она свалилась в мраморном холле, билась головой об пол, и это видел не только консьерж, но жена депутата, которая отвела несчастную к себе домой и хотела вызвать «скорую». Хорошо, консьерж догадался позвонить Полине. Ей удалось замять инцидент, но на Любу она больше не спускала собак.

— Ванна готова, Полина Геннадьевна.

— Хорошо.

Она шла по квартире, на ходу разуваясь и сбрасывая одежду.

— Ванна с белым чаем и ароматическими маслами.

— Молодец.

— Полина Геннадьевна…

— Хватит болтать, Люба! Я устала.

Полина вошла в ванную, сняла нижнее белье, подняла руки, посмотрела на себя в зеркало. От подмышек до локтей ровная гладкая кожа. У ее сверстниц в этих проблемных местах обвислости, как у слоних. Полина погладила себя по упругим бедрам. Последние операции прошли успешно. Да здравствует пластическая хирургия, с помощью которой можно обмануть мерзкую старость! Аккуратно снимая макияж, Полина ругала себя за то, что ржала над опусом Белугина. Предательские морщины сразу высветились. Но как было удержаться от хохота, читая этот бред? Полина погрузилась в ванну. Хорошо! Отлично! Любимые минуты. Нега.

В это время Люба убирала за хозяйкой разбросанную одежду и обувь, стирала с пола невидимые следы. Потом сидела тихой мышкой, ждала выхода Полины Геннадьевны, чтобы навести порядок в ванной. Ароматические масла оставляют жирные пятна на стенках ванны, а завтра утром все должно быть идеально. Люба уже не столкнется с хозяйкой, которая прошествует в спальню. Люба уйдет поздно ночью, чтобы рано утром снова быть на посту.

В их квартире не было кухни. Дизайнер предлагал выделить закуток хотя бы для микроволновки и кофеварки.

— Вы русского языка не понимаете? — осадила его Полина. — Никакой кухонной дребедени, в том числе холодильника! Только винный шкаф и бар.

Игнату идея жены тоже не нравилась, но Полина была непреклонна.

— Лучший способ следить за фигурой — не жрать, — говорила она. — Проще всего не жрать, когда нечего.

Дизайн квартиры был решен в том же стиле, что и офис Полины, — царство стекла, металла, камня. Любе было позволено держать в дальнем углу кладовки

электрический чайник. Когда Игнат задерживался утром, уходил после жены, он просил домработницу сделать ему чашечку растворимого кофе. И чувствовал себя бедным родственником, который подворовывает еду. Люба делилась с ним своим бутербродом или печеньем и распахивала окна во всей квартире — вдруг Полина Геннадьевна унюхает запах съестного.

Перед сном, лежа в кровати, Полина еще раз пробежала глазами «документальный» роман Белугина. Она контролировала себя — не смеялась, а только хмыкала. Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет. Поручи кретину какое-нибудь дело, он прекратит его в абсурд. Но для той цели, которую поставила Полина, абсурд годился даже больше, чем профессионально и честно выполненная работа. Интересно, что этот великий писатель накопает у Цветика? Игнат ласково зовет свою любовницу Свету Цветиком. Когда Полине открылись тайные и давние шашни мужа, она не могла избавиться от навязчивого детского стишка: «Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик». Приветы положено возвращать, и Цветик получит свое.