Алан Милн - Двое

Явно бывший премьер-министр. Но кто именно? Реджинальд охотно послушал бы еще, но Блондинку вновь обуяла жажда общения.

А вот и Ормсби, и, несомненно, он был здесь, когда они пришли. Ормсби сидит в самом конце столовой рядом с чрезвычайно хорошенькой актрисой, которую они с Сильвией видели несколько часов назад в спектакле. Его последняя пассия? Реджинальд что-то такое слышал, но, глядя на нее в огнях рампы и слушая высоконравственные сентенции, которые она с жаром произносила со сцены, не мог поверить, что они не имеют для нее ни малейшего значения. Да он просто мерзавец – притащить ее в собственный дом! Но весьма симпатичный мерзавец.

Блондинка разговаривает с соседом справа – явно ее собственностью. Широкоплечий, молодой, румяный, с коротко подстриженными усиками. Наверняка она привела его с собой. Он отрывался от еды, чтобы сказать “извини”, когда она обращалась к нему, и “да, конечно”, когда она умолкала. Этого требовали хорошие манеры – ведь он пришел сюда с нею.

Как там Сильвия? За ее столом все не сводят с нее глаз. Это понятно. Все слушают ее и смеются. Удивительно.

Он очутился за другим столом и снова ел фруктовый салат. Кругом было полно народу. Он на минуту встал поговорить с Рагланом, который только что появился, и кто-то занял его стул (может быть, тот, кого ждала девушка в зеленом платье?), и мгновенно кто-то предложил ему другой стул и тот же фруктовый салат. Надо же что-то есть. Теперь его соседом оказался молодой человек – неприятный молодой человек. Представим себе младшего офицера королевской гвардии с коротко, по уставу, остриженными волосами, с коротко, по уставу, подстриженными бакенбардами и усами, который неделю провел под дождем, затем неделю пробыл под жарким солнцем, в результате чего на голове его, на щеках и над верхней губой образовалась буйная поросль, не лишавшая его, однако, некой элегантности. В результате, думает Реджинальд, он не так уж и зарос, но выглядит необыкновенно заросшим, подобно тому, как если бы барышня из хорошей семьи, живущая в небольшом благочестивом городке, вдруг начала бы ругаться, употребляя выражения гораздо менее резкие, чем армейский сержант, впечатление от этого было бы гораздо сильнее.

– Рад познакомиться с вами, мистер Уэллард, – произнес молодой человек, – поскольку мне всегда хотелось спросить, не находите ли вы, как и я, что ваш “Вьюнок” – совершенно отвратительный роман?

Реджинальд чуть не вскрикнул от удивления и начал соображать, как лучше ответить.

– Ну, вообще говоря, это тайна, – сказал он, – но я отвечу вам откровенно, если вы тоже дадите мне откровенный ответ.

– На какой вопрос?

– Не находите ли вы, как и я, что молодые люди с усиками выглядят совершенно отвратительно?

Молодой человек тут же исчез, а большеглазая, с крупным ртом приятная дама справа от него спросила:

– Наверное, Клод Ашмол, по обыкновению, наговорил вам грубостей?

– Кто он такой? Каковы его обыкновения? Я никого здесь не знаю.

– Прежде он считал себя поэтом и старательно изображал человека светского. А сейчас, после смерти богатых родственников сделавшись человеком светским, изо всех сил хочет походить на поэта. Он всегда стремился избегать банальных ситуаций.

– Что само по себе достаточно банально?

– Я бы сказала, в высшей степени. Но тогда как быть? Если банально избегать банального, то столь же банально было бы и не избегать его – и так далее. Это довольно сложно. Замкнутый круг.

– Да, понимаю.

– То же самое, что с классовыми различиями.

Реджинальд подумал немного и сказал:

– Нет, это для меня слишком сложно. Ведь я просто деревенский житель.

– Ну хорошо. Низшие классы ведут себя определенным образом, и у среднего класса существует целый ряд обычаев, по которым их можно отличить от низших, а у высших классов целый ряд обычаев, по которым можно отличить их от средних; в результате высшие классы ведут себя весьма похоже на низшие. Замкнутый круг.

– Например?

– Это не так просто объяснить экспромтом. Хотя... Возьмем семейную жизнь. Низшие классы просто помешаны на семье. Никто не осмелится отозваться непочтительно о дяде Альфреде. Если Лиз выходит замуж за Берта, она выходит и за его дядю Альфреда. То же и леди Элизабет, если она выходит за лорда Герберта. Но в средних классах можно найти людей, которые становятся все более независимыми от семьи. Или другой пример, полегче. Когда в гости забежит какая-нибудь родственница Берта, Лиз угостит ее стаканчиком портвейна. Средний класс называет его “порто”. Но в хороших старинных семьях снова употребляют слово “портвейн”.