Андрей Шляхов - Доктор Данилов в кожно-венерологическом диспансере

— Можно данные мальчика? — Заведующая детским отделением вытащила из нагрудного кармана халата ручку, а из бокового — блокнот на пружинке и приготовилась записывать.

— Да погодите вы, Екатерина Васильевна! — рявкнула на нее главный врач. — Успеете еще записать. К четырем часам мы вызваны в управление, к Коровкиной, так что мальчиком, видимо, займетесь уже завтра. Я же пока просто пытаюсь понять, чисто для себя, ну как такое могло случиться? Как можно просрать контактного ребенка? А, Инна Вадимовна? Я же всегда думала, что вы не только красавица, но и умница. А вы мне — такую свинью! Как это понимать?!

— Я просто в шоке… — начала Соболевская.

— А уж я-то! — перебила ее главный врач.

— Эта Масиловская такая милая женщина, — лепетала Соболевская, — медсестра по образованию, но сейчас работает администратором в ресторане… Она такая сознательная, аккуратная, понимающая… У меня и в мыслях не было, что она может соврать. Тем более что о сыне она сказала сама.

— А что бы ей не сказать? — Наблюдая за испуганными и растерянными подчиненными, Марианна Филипповна немного успокоилась. — Она же медик, знает, что при сифилисе будут выявлять контактных. Вы должны были проверить или хотя бы дать информацию Екатерине Васильевне, а она уже сама бы довела дело до конца. Вы что, первый день работаете и не знаете, как венерические больные утаивают контактных? Я просто удивляюсь! Опытный врач понадеялась на ничем не подкрепленные слова матери и не проконтролировала местонахождение ребенка! Или она заплатила вам за то, чтобы вы оставили ее мальчика в покое?

— Как вы могли такое подумать?! — выдохнула Соболевская.

— А что я еще должна думать?!

Марианна Филипповна промывала мозги своим подчиненным недолго, минут десять, хотя запала у нее хватило бы на час с лишним. Но хотелось побыть немного одной, подумать, что говорить в управлении, и вообще прийти в себя. В столь взвинченном состоянии она благоразумно не рискнула садиться за руль своей «Короллы», а сказала Данильченко, что поедет в управление с ним. В итоге Данильченко повез всех, благо в его новеньком «Мицубиси Паджеро» места хватало с избытком.

— Какая у вас машина, Валерий Михайлович! — откровенно позавидовала заведующая детским отделением.

Суеверный Валерий Михайлович, не таясь, трижды сплюнул через левое плечо, отводя сглаз. С зеркала заднего вида у него свисали освященные деревянные четки, привезенные в прошлом году из Иерусалима, на передней панели выстроились в ряд пять икон («одного калибра, но разного достоинства», — шутила жена Валерия Михайловича), а под водительским сиденьем был спрятан плетеный из кожаных полосок амулет-косичка, отводящий дурные помыслы. Амулет был откровенно языческим, но это не смущало православного Валерия Михайловича, считавшего, что лишняя защита никогда не повредит.

Ехать до управления было совсем ничего, поэтому успели обсудить только «действия по выходу из кризиса» — успокоить родителей, которые, вне всякого сомнения, разъяренно негодуют, и провести обследование детей, контактировавших с больным ребенком, на предмет выявления инфицированных.

— Можно провести превентивное лечение, хотя бы тем же экстенциллином, — предложила Тулункина. — Однократная инъекция, очень удобно.

— Не настаивать, а предложить родителям выбор — профилактическое лечение или контрольные анализы с последующим лечением при необходимости, — сказала Марианна Филипповна. — Пусть сами решают, а то потом визгу не оберемся — почему колем пенициллинами здоровых детей. И не дай бог, у кого аллергическая реакция возникнет. И болючие они, эти пенициллины, ужасно…

— Лечение сифилиса — это своего рода покаяние, а покаяние без страдания невозможно, — сказал Данильченко, на секунду оборачиваясь к Марианне Филипповне, сидевшей на переднем пассажирском сиденье.

— Вы лучше на дорогу смотрите, Валерий Михайлович! — ответила она. — И готовьтесь пострадать, ведь вы с Инной Вадимовной главные виновники.

— Я не хотела! — Соболевская долго сдерживалась, искусала чуть ли не до крови нижнюю губу, но в конце концов разрыдалась. — Меня же теперь уволят, а потом родители засудят…

— Засудить могут вполне, если кто-то еще в садике заболеет, — «утешила» ее Ирина Ильинична. — Дело такое, Инна Вадимовна…

Соболевская спрятала лицо в ладони и самозабвенно рыдала до тех пор, пока Данильченко грубовато, но не без участия проворчал:

— Хватит уже мокроту разводить, уже стекла запотевать начали.