Андрей Шляхов - Доктор Данилов в кожно-венерологическом диспансере

Да и заместитель главного врача выглядела спокойно, даже как-то расслабленно.

— А вы, доктор, все время в физиотерапии работали? — Женщина, показавшаяся Данилову знакомой, кажется, тоже узнала его и тоже не могла вспомнить, где они встречались.

— Нет, — коротко ответил Данилов.

— А где вы работали?

— Много где, большей частью на «Скорой», а еще в…

— Точно! — Нейтральное выражение лица женщины сменилось на недружелюбное. — Вы тот самый врач с шестьдесят второй подстанции, который не мог уехать из приемного отделения без скандала!

— А вы — Маслова, заведующая приемным отделением сто пятнадцатой больницы, — вспомнил Данилов.

Он мог бы добавить: «которая разбиралась в медицине на уровне санитарки», но не стал этого делать.

— Бывшая заведующая! — высокомерно поправила Маслова. — Теперь — главный специалист управления организации медицинской помощи! А вас, я смотрю, попросили со «Скорой»?

— Я сам ушел, — спокойно ответил Данилов.

— Мы давно знакомы с доктором! — пояснила остальным Маслова. — Ох, и попил он в свое время моей кровушки!

Заместитель главного врача изобразила мимикой понимание — мол, и нашу с главврачом кровь это доктор пьет походя. Бритоголовый никак не отреагировал, а другая проверяющая посмотрела на Данилова с интересом.

— Я что-то не припоминаю, как я пил вашу кровь, — так же спокойно сказал Данилов. — Честно говоря, у меня совсем другие вкусовые предпочтения. А вот как вы путались в диагнозах, я прекрасно помню. И вашу манеру общения тоже помню. Надо сказать, что она заметно изменилась к лучшему. Это радует.

При упоминании манеры общения Маслова едва заметно покраснела. Манеры у нее были самые что ни на есть простые — «мать-перемать» через каждое слово, милые словечки типа «кретин», «идиот», «дебил» и так далее, советы заткнуться и начать думать головой, а не задницей, и все это на сильно повышенных тонах, иногда со срывом на визг.

С Даниловым она старалась по возможности не выходить за рамки приличий — попробовала раз-другой и была тут же поставлена на место (отправлена по общеизвестному адресу), но некоторых врачей просто размазывала по стенкам, одновременно опуская ниже плинтуса. Кроме бригад «скорой помощи» доставалось от Масловой и заведующим подстанциями, правда, не наяву, а по телефону.

— Да кто вы такой, чтобы обсуждать мою манеру поведения?! — вспылила Маслова. — Что вы себе позволяете?

— Ничего лишнего, — ответил Данилов. — Если вам можно предаться воспоминаниям, то почему это не могу сделать я?

— Прекратите посторонние разговоры! — потребовал бритоголовый.

Заместитель главного врача закатила глаза и вздохнула — ах, снова этот Данилов!

— Если бы не мое хорошее отношение к Марианне Филипповне… — Маслова сверкнула глазами.

— Если бы не моя природная сдержанность… — ответил Данилов.

— Здесь мы закончили! — Бритоголовый резко поднялся.

Следом за ним встали все остальные, включая и Данилова. Невежливо же провожать дорогих гостей сидя. Ирина Ильинична, выходившая последней, обернулась с порога и выразительно постучала себя кулаком по лбу, намекая на то, что надо соображать, где, когда и с кем вступать в пререкания. Данилов пожал плечами и одновременно развел руки в стороны — я-то тут при чем, она первая начала. Ирина Ильинична махнула рукой и скрылась за дверью.

«Будет руководящий втык или нет? — подумал Данилов. — Наверное, будет, разве администрация упустит возможность раздуть слона из такой перспективной „мухи“, как пререкания с главным специалистом департамента здравоохранения? Да ни в жизнь! Как бы еще показательную порку на собрании не устроили. А-а, ладно, переживем…»

В подвале, куда комиссия спустилась для осмотра стерилизационного кабинета, Ирину Ильиничну, еще не отошедшую от неприятного происшествия в физиотерапии, ждал новый конфуз. По длинному, хорошо освещенному и недавно отремонтированному подвалу было так приятно бегать взад-вперед. Именно этим и занимался доктор Кобахидзе вместе с двумя медсестрами, совмещая перекур со спортивной игрой, посвященной празднику — Дню святого Валентина. Игра заключалась в том, что заливающиеся смехом медсестры убегали, не забывая периодически затягиваться сигаретами, а Кобахидзе, изображавший Купидона, пытался их поймать. Время от времени он останавливался и изображал, будто стреляет в проказниц из невидимого лука. Медсестры картинно хватались за свои немалые груди, изображая пронзенных жертв, но близко к себе Купидона не подпускали — увертывались и бежали прочь.