Кот Бегемот - 99 признаков женщин, с которыми знакомиться не следует

Кроме того, возникает ещё один резонный вопрос: а как же причащались отшельники в пустыне? Как решали эту проблему невидимые людям духовные светильники, подвиг которых протекал в уединенных пещерах, лесах? Почему‑то нас заверяют: их, мол, причащали ангелы. А всех остальных, очевидно, нет. Ну что за произвол? И кто знает это наверняка? Толпы глупых бабок? Паразитическое духовенство?

Итак, в сокращённом виде эта схема выглядела так: 'причастие — крест — Царствие Божие'. Ну или 'крест — причастие — Царствие Божие', что ровным счётом то же самое. Однако со временем эта схема упростилась, как говаривал шолоховский дед Щукарь, 'до невозможностев'. Нам говорят, что причащаться нужно _о_б_я_з_а_т_е_л_ь_н_о_. А вот брать на себя какие‑либо подвиги — всего лишь _ж_е_л_а_т_е_л_ь_н_о_. То есть из единой, целостной 'схемы' благополучно выкинули среднее звено. В результате мы имеем: 'причастие — >Царствие'. Просто и удобно.

Это _б_а_б_с_к_о_м_у_ человечеству было удобно забыть о всяких крестных подвигах, и оставить причастие как успокаивающий душу регулярный обряд. Возможно, кстати, причащаться нужно было вообще один раз в жизни — ведь Христос устроил только одну Тайную Вечерю, а не 'служил' её каждую субботу, хотя вроде бы, все возможности для этого имелись. А может, разумел Он и какой‑то другой ещё смысл, неведомый автору, пишущему, вообще‑то, о бабстве…

Но во всяком случае, вряд ли 'рисовал' Он ту картину, когда в храм приходят как в лавку, выменивая причастие на формальное перечисление грехов под епитрахилью, а потом, умиротворённые, самодовольные и самоуспокоенные, топают домой, чтобы жить себе — поживать, да добра наживать. Да ещё и физиономию делают при этом смиренную и одухотворённую. Ещё и посмеются над теми, кто не причащается, и не делает такой физиономии! А теперь вопрос на засыпку: кто у нас более всего любит самоуспокоение? Кто готов на всё, чтобы ощущать себя хорошим? Вы догадались правильно. И без меня. Ну вы даёте!

Вообще‑то текст наш о бабах и бабстве, и я хотел лишь бегло показать ту глубину, на которую простирается проблема. Так вот, давайте вернёмся обратно к Еве — с ней ещё не кончено. Натурально, всякий клон (для простоты назовём его 'младшим') смутно чувствует собственную вторичность, то есть _к_а_к_ _б_ы_ ущербность, а следовательно постоянно должен пытаться доказать всем (и в первую очередь самому себе), что он вполне полноценный субъект. Однако любому 'младшему', чтобы ощутить себя наравне со 'старшим', нужно доказать, что первый не просто равен второму, но даже его и превосходит. По мнению Гоголя, провинциальные русские дворянки всем своим обликом хотели показать, что это даже не Париж, но выше Парижа. Иными словами, чтобы чувствовать себя нормальным, нашему 'экземпляру' непременно нужно превзойти 'оригинал', не иначе. Достигаются подобные цели, как правило, самыми простыми, внешними средствами — других чаще всего и нет.

С этим ничего не поделаешь — таков уж функциональный 'расклад' в нашем мире. Старшинство, первородство, даётся всегда даром, собственно, оно и есть дар (чаще всего — Божий). А вот с 'младшестью' всё не так просто. Ей следует либо сознавать свою 'вторичность', принять её, и, покорившись судьбе, найти свою уникальную 'нишу', своё место в мире, став незаменимым помощником и функциональным дополнением для 'старшего'. В этом случае на место 'старшего' младший не претендует, и постепенно они становятся одно целое.

'Младший' может, кроме того, попробовать занять законное место 'старшего', вытеснить его, и возможно, даже уничтожить. А можно и полностью сосредоточиться на доказательстве того, что 'младший' — не только не хуже старшего, но и даже его и превосходит. В идеале следует даже подчинить 'старшего' себе, превратив его, таким образом, в 'младшего'. Последнее — как раз и есть 'универсальная схематика грехопадения' в нашем мире.

Кроме того, если 'младшему' не удаётся достичь результата в целом, то можно пытаться 'взять реванш' и по мелочам… А можно — и физическим подчинением, навязыванием своей системы ценностей, регулярным унижением 'оригинала', и так далее, и тому подобное. В главе 'Философия бабства' будет более подробно показано, что, например, само стремление найти 'необыкновенного' мужчину, как ни странно, также свидетельствует о некоей 'онтологической ущербности' женщины (обратите внимание: не влюбиться, и потому считать необыкновенным свой 'предмет', но искать именно 'необыкновенность', чтобы потом типа влюбиться). Постоянно ощущая некую внутреннюю 'слабинку', наши дамы пытаются компенсировать её завышенными ожиданиями, завышенными претензиями, завышенными требованиями…