Карл-Иоганн Вальгрен - КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН

Он не верил своим ушам. Он и глазам своим не хотел верить: лысый бармен со своим напарником шушукались с вышибалой, со злостью указывая в его сторону.

— Сесилия, — сказал он, — я хочу знать только одно. У тебя есть кто-то? Я тебя видел в самолёте из Висбю несколько месяцев назад. И с тех пор, как я тебя видел в обществе этого… человека, от тебя ни звука.

— Ты словно бы меня и не слушаешь… Я хочу сказать что я, возможно… как это дико ни звучит… в общем, я лесбиянка. Или, может быть, бисексуальна. Я ничего подобного не испытывала, и Саския тоже… Этот хакер оказал мне потрясающую услугу: только сегодня, вот сейчас, вечером, мы поняли, какие чувства питаем друг к другу…

Она буквально сияла, он никогда не видел её такой: чистая наивная радость, как у ребёнка в Диснейленде.

— Прости, Иоаким. Саския ждёт.

— Я тебе не верю… но ты так и не ответила на вопрос…

Она серьёзно поглядела на него. Чуть ли не с сожалением, как ему показалось. И этот взгляд причинил ему куда больше страдания, чем любые заслуженные им упрёки.

— У нас же с тобой ничего не получилось, — сказала она. — Я не могу решить твои проблемы, и, думаю, никто не может…

— Мои проблемы в счёт не идут… Всё это мелочи. Что касается денег, я сейчас на нуле. Но, как ты знаешь, папа оставил наследство… Я прекрасно помню, что должен тебе десять тысяч…

— Оставь их себе, Иоаким. Мне плевать на деньги. А твоя главная проблема, что ты на них помешался. Я очень сожалею, что отец умер, в самом деле сожалею… нет, дай мне закончить. Ты хороший человек, Йокке. Но ты не можешь сам с собой разобраться. Прежде чем найти кого-то, ты должен найти самого себя. Ты мне и в самом деле нравился. Ты и сейчас мне нравишься. Нам было хорошо, но это не работает… и знаешь, твой… портрет, что ты мне послал… давай сделаем вид, что этого не было.

Изображение его самого в формате jpg появилось где-то на краю внутреннего поля зрения и начало кривляться как гном… с этой смешной кипой на макушке и с цилиндрическим предметом органического происхождения в руке. И ещё одно изображение возникло на этом экране: он сам в метро этим утром, и сотрудница Сесилии, наблюдавшая его позор… да, на этом фоне всё, что бы она ни сказала, будет справедливым.

— Ты, наверное, желаешь только добра, Йокке… Но я… впрочем, скорее всего, не только я, любая женщина просто не может принимать тебя всерьёз. Мне искренне жаль. Желаю счастья!

Она повернулась и пошла к своему столику, успев передать эстафетную палочку катастрофы следующим участникам: двое здоровенных вышибал приближались к нему с двух сторон с не терпящим возражений видом. Он стоически ожидал и этого удара судьбы.

— А ты пойдёшь с нами, — сказал один из них, орангутан, который всего полгода назад низко кланялся, открывая перед ним дверь с приниженностью дрессированной обезьяны. — Поговорим на свежем воздухе.

Он, не возражая, пошёл за ними, а в голове без всякой связи вертелись такие понятия, как террорист, FOI [67], лесбиянки… и он никак не мог додумать ни одну из в изобилии возникающих мыслей до конца. Он машинально отметил своё отражение в огромных витринных окнах ресторана… Он видел, как двое вышибал ведут его, как овцу на заклание, видел свои бодро переступающие ноги, идиотскую улыбку (боже, по какому поводу?!), весь его нелепый облик, повадку щенка, который вот-вот начнёт вилять хвостом… И к ужасу своему, обнаружил, что указательный палец его правой руки направляется к носу, триумфально пенетрирует ноздрю и шарит в глубинах органа обоняния в поисках сочной добычи… Отражение в окне было почти непостижимой, неземной резкости: палец добрался наконец до великолепной, роскошной козы, достигшей за этот вечер, покуда он выполнял своё шпионское задание, идеального размера и консистенции…

Очень чётко, словно под лампой в операционной (или, может быть, в свете кинопрожектора на съёмке), он увидел, как открывается его дебильный рот, как физиономия оттаивает, словно у наркомана перед утренней дозой… Но сейчас он был начеку. Он был готов к борьбе со своей нелепой привычкой, он непоколебимо решил противостоять соблазну. Иоаким, подбадриваемый пульсирующей в нём волей к сопротивлению, с брезгливой миной достал носовой платок и вытер непокорный палец. Жизнь, подумал он, покидая зал в сопровождении вышибал, вошла в новый, неизведанный поворот.

Пассажирский паром «Висбю» осторожно выбрался из скалистых лабиринтов южного архипелага и взял курс на величественный известняковый остров в ста морских милях к юго-востоку. Если посмотреть сверху, паром напоминал сигарообразный космический корабль, ритмично подминающий трёхметровые волны. Дул резкий, почти штормовой ледяной ветер, но пассажиры его почти не замечали. Работа восьми колоссальных двигателей «Вертсиле» угадывалась разве что по лёгкой вибрации. Корпус аккуратно разламывал воду. Когда глубина под килем достигла шести метров, корабль вышел на глиссирование, он шёл со скоростью двадцати восьми узлов, резал пополам гигантские косяки салаки, кромсал неводы, насмерть перепугал стаю чаек. Балтийский тюлень, державший путь на Утё, чудом избежал кровавой судьбы… В кембрийских расщелинах на дне изготовились к атаке едкие химикалии. Свинец и азот тяжело оседали на силурийских плато и вскармливали новые поколения ядовитых водорослей, а те медленно всплывали на поверхность, приурочив свой выход ко времени летних отпусков. Водоизмещение корабля составляло тридцать семь тысяч тонн, при таких размерах ему нечего было опасаться. Так же, впрочем, как и пассажирам. На светлых, остеклённых палубах передвигались тысяча четыреста человек, нимало не заботясь об умирающем море. Они пили пиво, восхищались видами, читали газеты сплетничали, усаживались в кресла или шли полежать в каютах. Среди них были владельцы четырёхсот пятидесяти автомобилей и водители тридцати грузовиков, мрачно притаившихся в самом низу парома, на грузовой палубе.